Он ясно представил, как она будет предпринимать все возможные усилия, чтобы воспрепятствовать продаже дома. Но в этот момент ему действительно было все равно.

— Может, через месяц, а может, через год. Не знаю.

— Тогда я остаюсь.

— Отлично.

* * *

Родни нашел старого друга сидящим на ступеньках своего дома, скрюченным, скособоченным, в пледе, наброшенном на плечи, чтобы оберечься от осеннего холода. Ветер нес по Дамбартон-стрит осенние листья.

— Хочется подышать свежим воздухом, — объяснил Клей. — Я три недели был заперт в четырех стенах.

— Как твои кости? — спросил Родни, присев рядом и глядя на улицу.

— Срастаются потихоньку.

Родни распрощался со столицей и стал пригородным обывателем. Брюки цвета хаки, кроссовки, смешной полуспортивный пикап — чтобы возить детей.

— А голова?

— Лучше, чем было, мои мозги урона не претерпели.

— А что с душой?

— Она болит, чтобы не сказать больше. Но я выстою.

— Полетт говорит, ты собрался уехать?

— Во всяком случае, на время. На будущей неделе объявлю о своем банкротстве, но не собираюсь присутствовать при последующей процедуре. У Полетт есть квартира в Лондоне, она отдает мне ее на несколько месяцев. Там мы и спрячемся.

— Банкротства никак нельзя избежать?

— Никак. Слишком много претензий, причем обоснованных. Помнишь нашего первого клиента по дилофту, Теда Уорли?

— Конечно.

— Он вчера умер. Не я спустил курок, но я не защитил от пули. Если бы его дело попало в суд, он получил бы минимум пять миллионов. А таких клиентов у меня двадцать шесть. Нет, я уезжаю в Лондон.