– Итак, вы не знаете, были ли у него семья, близкие отношения, любовные интрижки?

– Нет. Он никогда не говорил об этом, а я не спрашивала. У нас были не те отношения.

– И вы даже не знаете, была у него традиционная ориентация или нет?

– Ну, я уверена, что он любил женщин. Он был… – Она нахмурилась. – Я уверена, что ему нравились женщины, – повторила она.

– Почему?

Джанет Феррис покраснела.

– Просто он производил такое впечатление. – Она взяла со стола пустую чашку из-под кофе, стараясь скрыть смущение. – Он слегка флиртовал – совсем ненавязчиво, просто чтобы вы могли почувствовать себя особенной.

– Он был красивый?

– Я бы не сказала. Но чем больше его узнаешь, тем больше он нравится.

Она отвела взгляд. Фрида внимательно смотрела на нее: умная, добрая и одинокая женщина, немного влюбленная в Роберта Пула. А Роберт Пул вытащил ее из скорлупы, приободрил, выслушал, заставил – как там она выразилась? – перестать страдать от одиночества.

– Вы знаете, где он жил до того, как переехал сюда?

– Понятия не имею. Вы заставили меня осознать, как мало я о нем знала. Я вела себя как эгоистка.

– Не думаю.

– А знаете что? – Она замолчала, снова залившись краской.

– Что?

– Вы напоминаете мне его. Тем, что с вами я тоже свободно разговариваю.

– Значит, это было его отличительной чертой?

– Да. А теперь его нет.

Когда Джанет Феррис уехала на работу, у Фриды осталось минут двадцать или около того, прежде чем ей самой придется уехать, если она хочет успеть на первый сеанс на этой неделе. Поэтому она пошла наверх, в квартиру Роберта Пула на втором этаже. Полицейскую ленту с двери сняли, и не осталось никаких следов того, что там вообще были полицейские. Но Иветта Лонг велела ей, очень серьезно и так, словно Фрида уже отказалась ей повиноваться, ни к чему не прикасаться и ничего не двигать, поэтому она просто очень медленно и спокойно ходила из комнаты в комнату. В маленькой прихожей на крючках висели пальто и теплая куртка, а в углу стоял сложенный черный зонт. Убранство гостиной состояло из зеленого вельветового дивана и такого же кресла, низкого журнального столика, бежевого ковра, средних размеров телевизора, маленького комода, в котором, как Фрида узнала из отчета, и обнаружили блокнот, и пустой газетной стойки. Не было никаких фотографий, никаких безделушек, никакого беспорядка. На стенах висело несколько картин. Фриде показалось, что владелец дома приобрел их оптом, по дешевке: Эйфелева башня ночью, «Мадонна с младенцем», розовый закат или рассвет над морем и «Маковое поле» Моне. Только одна картина, изображавшая двух ярких и почти абстрактных оранжевых рыб, вызывала подозрения, что ее, возможно, Роберт Пул купил по собственному почину и она в какой-то степени отражает его индивидуальный вкус, а не представляет собой заезженный сюжет, чья цель – закрыть дыру на обоях. Книги на полках, расставленные в зависимости от размера, а не по темам, говорили немногим больше о своем хозяине: три больших иллюстрированных журнала о городских садах; толстая книга в мягкой обложке, похожая на справочник строителя; «Север и Юг» Элизабет Гаскелл; «Наш общий друг» Чарльза Диккенса; несколько книг о хорошей фигуре; справочник по судебной медицине. Фрида несколько минут постояла перед ними, наморщив лоб.