От Ка-д’Оро до остановки Сан-Захариа было около получаса пути. В речной трамвай набилось полным-полно туристов, студентов и просто желающих походить по магазинам, но Ник не замечал их, для него вапоретто был словно бы пуст. Он стоял в толпе наедине со страхами и горестями, от которых уже трещала голова, ошеломленный, оглушенный, неспособный уже испытывать что-либо, кроме безотчетного ужаса… Будущее не зависело от него так же, как и прошлое.

Вапоретто проплыл мимо палаццо Фальчетто, где полным ходом шел ремонт, и дальше, к Гранд-каналу; по небу растянулась какая-то серая дымка, задул влажный бриз. День мгновенно стал сырым и холодным.

Невидящими глазами Ник смотрел на берег, нескончаемый ряд палаццо вдруг разошелся, открыв взгляду зелень Джардинетти Реали и величавое здание Дворца дожей. Между ними виднелись пьяцетта и базилика в обрамлении колонн Сан-Марко и Сан-Теодоро. Глядя на крылатого льва, увенчавшего одну из колонн, Ник вдруг вспомнил, как пытался отговорить Бэзила от поездки в Венецию: «…ты суешь голову в пасть льва», — сказал он тогда. «В Венеции полно львов. Бронзовых и мраморных», — отшутился Бэзил. Неожиданно для самого себя Ник улыбнулся.

И увидел у подножия колонны фигуру, которую сперва принял за галлюцинацию, за свое ожившее желание. Это не может быть Бэзил, твердил он себе. Просто не может, и все. Ник заморгал. Но фигура никуда не делась. Зажмурился. Распахнул глаза. Человек сидел все на том же месте. Бэзил.

Следующие пять минут стали для Ника настоящим испытанием. Приближаясь к Сан-Захариа, речной трамвай замедлил ход. Бэзил исчез из виду, и можно было только надеяться, что он больше никуда не пропадет. Ник буквально вывалился на пристань, сбежал вниз и понесся по берегу к мосту, который вел на пьяцетту.

Взбежав на мост, он снова увидел наконец подножие колонны. Бэзила не было. Сердце тревожно екнуло, но Ник не стал останавливаться.

И когда он обежал Дворец дожей и посмотрел направо, брат оказался там. Сидел на одной из плит перед базиликой и смотрел перед собой. Он был одет в ту же куртку, что тогда, на вокзале, только сейчас она выглядела еще потрепаннее, и в свои ботинки вместо сандалий, которые Ник заметил на экране у Димитрия. Бэзил сильно похудел, голова и подбородок заросли белесой щетиной; он казался постаревшим и измученным, почти жалким.

Ник перешел на шаг, с трудом веря своим глазам. Расстояние между ним и Бэзилом сокращалось. Наконец он окликнул брата по имени. Бэзил оглянулся и просиял. И тут же перестал казаться несчастным.

— Ник! Слава Богу! — Бэзил вскочил и крепко обнял Ника. — А я уж хотел уходить.