Во вторник он позвонил Троку.

– Петр Маркович, простите, не мог поговорить с вами раньше. Был в больнице, на меня напали…

– Сочувствую, – ответил тот.

Голос у Трока был безжизненный и тусклый, и Аркадию Леонидовичу подумалось, что умер не только он, но и весь мир вокруг тоже стал обителью живых мертвецов.

– У меня есть очень важная информация по поводу этого капища на стройплощадке, уверен, что вам она будет полезна.

– Спасибо, – сказал Трок. – Но нет. Уже поздно.

И отключился.

Раз в день он ходил на перевязку в травмпункт по соседству. Сидел в длинной очереди среди тихих людей с переломанными конечностями, забинтованными головами и лицами – они молчали, глядя перед собой в одну точку. Штормовой ветер на улице немного стих, похолодало, в морозном воздухе кружился снежный туман, и улицы кое-как прикрыли постыдную наготу грязных луж тонким белым покровом. На тротуарах оставались цепочки черных следов. Город застыл в каком-то испуганном оцепенении, как жертва, над которой занесли было меч, но вместо удара потянулись томительные, необъяснимо длинные секунды отсрочки.

У подъезда лежала мертвая птица. Он отодвинул ее ногой на заснеженный черно-белый газон; шея выгнулась, клюв приоткрылся. Идиот из квартиры напротив не остался стоять, как бывало, а спрятался и закрыл дверь. Это к лучшему: поприветствуй он Аркадия Леонидовича своим обычным: «Получилось?», тот бы вовсе не знал, что ответить.

Кроме как на перевязку, он никуда не ходил. В школу звонить не стал. Сидел дома, глядя на то меркнущий, то снова брезжащий серый свет за окном. Много спал: может быть, из-за последствий сотрясения, а может, и потому, что не знал, зачем просыпаться. Пил воду из крана и ел консервы: несколько банок стояло в кухонном шкафчике, и, когда он брал одну из них, то думал, что купила и поставила их туда Карина.

О ней он думал больше всего. Практически только о ней.

Инстинкт выживания нуждается в надежде на лучшее или хотя бы в осознании смысла дальнейшего существования. Почти год назад, когда жизнь обрушилась под тяжестью колдовского морока, Аркадия Леонидовича спасла появившаяся цель: уничтожение зла, совершение инквизиции и правосудия, возможность потрясти мир, донести на единственно внятном для теплохладного общества языке кроваво-огненное послание о его безумии и несовершенстве. Потом, после бегства из Петербурга и встречи с Кариной, появилась надежда: на мирную, тихую жизнь, семейное счастье, гармонию и любовь.

И вот куда она его привела.

Прискорбное и губительное заблуждение! Разве не чувствовал он себя воином, призванным Провидением на последнюю битву? Разве не понимал, что в этом его невыносимо тяжелое, но единственное предназначение? И разве не форменным дезертирством было сбежать на край света, зарыться в уютной норе и рассчитывать на предназначенный для обычных людей благостный быт? Какая суровая справедливость видится в том, что теперь он страдает и наказывается именно тем, в чем видел залог своего обывательского эдема! Черно-синее клеймо в виде трезубца на белой коже бедра все расставило по своим местам.