Двигатель «мондео» завелся.
Я сел на велосипед и отправился в ту сторону, откуда пришел.
«Мондео» развернулся. «Мерседес» повторил этот маневр в десяти ярдах позади первой машины.
Я поехал по Пимлико-роуд и повернул на Лоуэ-Слоун-стрит. Обе машины сделали то же.
Убедившись, что они не собирались меня останавливать, я начал понемногу успокаиваться.
Я не садился на велосипед много лет и теперь наслаждался этим вновь открытым незамысловатым удовольствием.
На какое-то время я забылся, погрузившись в приятные ощущения. Но в конце концов начал размышлять над тем, что сказала мне в тот день Джозефин.
Я проехал Слоун-стрит и пересек Найтсбридж — обе машины неотступно следовали за мной.
Большую часть дня мне удавалось не вспоминать ее слова. Пока я готовился к пробам. Пока проверял снаряжение. Пока слушал новости. Но теперь все сказанное ею о Лили заполнило мои мысли.
Я не мог позволить себе думать об этом.
Я чувствовал, что еду, как в тумане, почти не глядя на дорогу.
Как раз в этот момент я приблизился к Гайд-парку.
Чтобы встряхнуться и взять себя в руки, я совершил рискованный маневр, свернув направо наперерез потоку машин, двигавшемуся по Найтсбридж.
Я въехал в парк. В нем были только пешеходные дорожки, поэтому эскорт не мог за мной последовать.
Один из головорезов покинул «мерседес» и попытался бежать за мной, однако ярдов через двадцать отказался от этой затеи и вернулся в машину.
Я катил параллельно Роттен-роу, лавируя между пешеходами и роллерами. Гравий дорожки скрипел под шинами велосипеда.
Я постепенно привыкал к очкам. Из-за респиратора мое глубокое, учащенное дыхание отдавалось в ушах. (Я вспомнил, как лежал в больнице с трубками в носу, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Я вспомнил про Лоренса и Энн-Мари в ее квартире, представил, как они дышат через свои маски и как им не хватает воздуха.) Голова немного вспотела под шлемом. Перчатки обеспечивали прекрасное сцепление с черным прорезиненным рулем. Все мое снаряжение было подобрано отлично.
Обе машины нагнали меня на Гайд-парк-Корнер.