– …но вы рисковали и жизнью отца Стори, и жизнью всех обитателей лагеря. Ваши действия были опасны и безрассудны, и они нарушали правила, которые писаны не зря; это не может остаться без последствий. Даже для вас. И поверьте: необходимо наказание за небезопасное поведение. Должен быть способ поддержания порядка. Он нужен всем. Иначе нельзя. Люди должны быть уверены, что мы делаем все ради безопасности их убежища. Людям нужен закон. Люди должны быть уверены, что за ними приглядывают. Им даже спокойнее, если они знают, что несколько крепких парней в ответе за них. Сила рождает уверенность. Отец Стори, благослови его Господь, – Бен нерешительно оглянулся через плечо на неспящего спящего, – не понимал этого. На все вопросы у него был один ответ – давайте обнимемся. Ему говорили о воровстве, а он отвечал, что ценность похищенного преувеличена. Все валилось в преисподнюю еще до того, как мы привели в лагерь уголовников. Вот.

– Вот, – повторила Харпер.

Бен поднял плечи и опустил их, резко выдохнув.

– Вот мы и обязаны теперь устроить вам показательное наказание. Поступим так. Кэрол хочет видеть вас завтра, расспросить о состоянии ее отца. Я вас отведу, посидим, попьем с ней чаю. Когда вернемся, я пущу слух, что вы заслужили прощение в Доме Черной звезды, провели там почти все время с камнем во рту. Во многих отношениях, это лучший способ разрешить ситуацию. Как говорят у нас, незнание законов не освобождает от ответственности…

– Ignorantia juris non excusat, – подтвердила Рене. – Но поскольку наказания в нашем лагере назначаются на месте, без возможности подать апелляцию беспристрастному судье или провести честный…

– Рене, – устало перебил Бен. – То, что вы прочли пару романов Джона Гришэма, не делает вас членом Верховного суда. Я предлагаю Харпер выход, может, отцепитесь от меня?

– Спасибо, Бен, – тихо сказала Харпер.

Он на мгновение замолк, потом посмотрел на нее и нерешительно улыбнулся.

– Не за что. Если уж кто в лагере и заслуживает послабления… – начал он.

– Но не выйдет ни хрена, – сказала Харпер.

Он уставился на нее, забыв закрыть рот. Ответ нашелся не сразу. Хриплым голосом Бен проговорил:

– Что?

– Нет, – сказала Харпер. – Я не собираюсь класть в рот камень в качестве идиотской самоуничижительной демонстрации раскаяния, если я не сделала ничего, в чем стоит раскаиваться. И еще я не хочу, чтобы вы лгали людям и рассказывали, будто я согласилась на эту истерическую хрень.

– Может, прекратите ругаться? – не выдержал Бен.

– А что, ругаться тоже запрещено правилами? Мне положен еще час с камнем во рту? Нет, Бен. Повторяю: нет. Ни в коем случае. Я, на хрен, медсестра, и я обязана говорить, если заметила признаки болезни, так вот это именно болезнь.