И тут она появилась. У другого конца балки, рядом с сыном. – Теперь Пожарный говорил еле слышно, глядя на печку не то с благоговением, не то с ужасом. – Я задрожал, увидев ее. Посреди бушующего пожара я дрожал, как под ледяным дождем. Она была великолепна. Великолепней всех на свете. Она была живым пламенем, голубым, как от газовой горелки; волосы развевались прядями красного и золотого огня. Она сотворила топор прямо из воздуха – ну, то есть огненный топор – и ударила по балке. Разрубила одним махом. Топор был так жарок, что расколол бы хоть железный рельс. Я отбросил кусок балки, взял Ника на руки и побежал прочь. Я оглянулся только раз, в дверях. Она все еще стояла там и смотрела, как мы уходим. Она узнала меня. Я понял это по выражению ее лица. Оно было прекрасным и… печальным. Смущенным. Я знал, что она все понимает. Еще мгновение она была женщиной. Потом стала частью огня.

Дом рухнул. Огонь стал тише. Я остался на острове. Сидел в дюнах и смотрел. Люди подходили – приносили поесть, пытались утешить. Я их не замечал. Алли сидела со мной часами. Солнце поднялось и начало припекать, а я не двигался с места. Дом еще горел, когда солнце зашло, хотя остались одни только дымящиеся угли. Я немного вздремнул. Когда проснулся, она стояла на руинах дома – призрак из бледно-золотого пламени. Она исчезла сразу, как только я взглянул на нее, но я уже все понял. То, что осталось от ее сознания, рассыпалось углями, миллиардом микроскопических частичек драконьей чешуи – и это нельзя уничтожить. Она стала пеплом и пламенем. С тех пор я остаюсь на острове и не позволяю погаснуть тому первому огню. Он так и горит, в печке. Она все еще там. Она все еще со мной. Я думаю, что ее сознание удерживается энергией огня и пропадет, только если он погаснет.

Вот, пожалуй, и все. Мало кто в лагере знает, на что способен Ник. Он больше не мечет огонь. Вполне понятно, почему. Он считает себя ответственным за смерть матери. Представляете, каково это: в девять лет носить подобное в сердце? Он не знает, что она по-прежнему с нами, а я не смею показать ему. Страшно представить, как это подействует на него. А если он подумает, что она страдает – и все из-за него? – Пожарный поежился, перевел взгляд с печки на дверь и оцепенел. – Господи. Вы тут уже несколько часов. Нужно вернуться в лазарет до рассвета. Вы слишком задержались.

– Еще минутку, – сказала она. – Майкл обещал, что сможет меня прикрыть в случае надобности.

Джон повернулся на бок, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Берегите себя, Харпер. Есть мальчик, который вас очень любит. Только ради вас он еще живет. – Харпер не сразу поняла, что он говорит о Нике, а не о себе. – И до сих пор живет под гнетом вины. Она давит на него, как та балка.