— Благодарю вас, — ответил я, стараясь без чрезмерной поспешности покинуть просторную комнату, находившуюся через коридор напротив столовой.

— Non ce di che, — отозвался Эдуардо Паскуа, наклонив голову в полупоклоне.

— Вы позволите мне попросить вас об одной вещи? — сказал я, уже взявшись за ручки двери. — Ваше согласие будет много значить для меня.

— Если так, спрашивай, — ответил Эдуардо. — А я постараюсь не разочаровать тебя.

— Можно ли мне предолжить Анне первой покататься на этой лошади?

Эдуардо Паскуа рассматривал меня в течение нескольких долгих мгновений, а потом медленно кивнул.

— Ей это будет приятно, — сказал он чуть заметно дрогнувшим голосом. — А мне — еще приятнее.

Той ночью, под надзором улыбающейся полной луны, Анна Паскуа долго каталась на пегой лошади с белой гривой по безлюдному песчаному пляжу, окаймлявшему маленький курортный остров посреди Средиземного моря. Я сидел на прохладном песке, положив руки на колени, и, не отрывая взгляда, смотрел, как она плавно проезжала мимо меня. Ветер развевал ее длинные волосы, надувал, как парус, ее платье, ее руки спокойно держали повод, слабый прибой время от времени обдавал солеными брызгами ее босые ноги. Она ехала без седла и иногда наклонялась и шептала на ухо лошади что-то такое, что не мог слышать никто другой. В те часы весь остальной мир не имел значения, не существовало никаких других мест. Несмотря на прохладу ночного воздуха, мое лицо и руки оставались теплыми, а душа и тело были исполнены покоя.

О, если бы эта ночь никогда не кончалась.

Мой мир разрушился уже следующим утром. Я повернулся в постели, пытаясь спрятать лицо от ранних солнечных лучей, потом открыл глаза и увидел дона Фредерико. Он сидел на стуле спиной ко мне, глядя на море, беззвучно ласкавшее влажный песок.

— Оденься и выходи ко мне на террасу, — сказал он, как только услышал, что я пошевелился.

С этими словами он беззвучно вышел из комнаты во внутренний дворик. Я поспешно натянул рубашку поло и чистые джинсы.

— Что случилось? — Я стоял перед ним на залитых косыми лучами восходящего солнца прохладных каменных плитках пола маленькой террасы, примыкавшей к моей комнате.

— Покушались на жизнь Анджело, — ответил Фредерико. Лишь полыхавшие глаза выдавали степень его гнева. — Его предал один из своих же людей.

— Он жив? — Я почувствовал, как у меня сразу затряслись руки и ноги.

— У Анджело не одна жизнь в запасе. В него дважды стреляли, и оба раза мимо.

— Кто это сделал? — спросил я, подойдя ближе к старику.

— Я не знаю имени того, кто стрелял, — ответил Фредерико. — Мне известно только, кто заказал эти выстрелы.