Ее охватило острое чувство горечи. Она остановила взгляд на свадебной фотографии. Сара стояла на церковном дворе рядом со скромным молодым человеком с короткими черными волосами. Алан Джонсон. Тоже мертв. Покончил с собой. Если не считать Губерта Уэнтуорта, все, изображенные на фотографиях в этой комнате, были мертвы.

Оставив их, хозяин дома пошел приготовить чай. Вскоре он появился с подносом, на котором стояли чайник, чашки, молочник и масляные пирожные.

– Пирожные, – сказал он. – Мы всегда подавали их к чаю. Сара, моя дочь, всегда приносила мне вкусные пирожные, боюсь, куда лучше, чем эти. – Он стал разливать чай.

– Вы сами растили Сару, мистер Уэнтуорт? – спросила Монти.

– Да, сам. Франсуаза умерла, когда дочке было всего три года. Она была фотожурналистом, часто ездила во Вьетнам. – Он налил чаю себе и сел с напряженной улыбкой. – Понимаете, Франсуаза делала фотографии для «Пари матч» и…

– Там она и погибла? – спросил Коннор. – На войне?

Он кивнул:

– Она была убита, а я – отравлен дефолиантом, который они называли «Оранжевым агентом». – Уэнтуорт помолчал. Его лицо напряглось, он продолжил: – Под выброс дефолианта попал целый журналистский корпус. По ошибке. Семьдесят процентов присутствовавших там репортеров сегодня скончались от рака. Мне приходится каждые полгода проходить обследование. Мне говорят, что моя судьба – это только вопрос времени.

Монти сочувственно посмотрела на него, не зная, что сказать.

– «Оранжевый агент»? – переспросил Коннор.

– Да. Или другая химия, почти такая же, как «Оранжевый агент». Как напалм, который убил мою жену, эта химия была произведена на одном из заводов «Бендикс Шер» в Соединенных Штатах.

Он нарушил молчание, наступившее за его словами, предложив пирожные. Монти их не хотела, но, чтобы не обидеть хозяина, взяла кусочек; Коннор же положил себе ломоть и стал с аппетитом его есть.

– Может, с вами все и обойдется, – сказал он. – Эта химия не обязательно поражает всех и каждого.

Уэнтуорт улыбнулся ему, но в этой улыбке чувствовался легкий след зависти – к молодости Коннора и его невинности, ко всей той жизни, которая лежит перед ним.

– Время. Вот что самое ценное для меня. Время, которое у меня осталось. Я боюсь не смерти. Я боюсь оставить незавершенным дело. Я… я часто думаю… – Он вдруг остановился и начал снова: – Вы проделали большой путь, и я должен перейти к делу. Как хорошо, что вы позвонили. У меня есть то, что вы должны увидеть.

Он поднялся и вышел из комнаты. Монти повернулась к Коннору и спросила, что он обо всем этом думает, но тот был глубоко погружен в свои мысли и не ответил ей.