Аатиф тоже увидел объявление и крепче стиснул руль. Молодой полицейский – на вид не больше двадцати двух лет, – просунув голову в окно, потребовал предъявить удостоверения личности. Аатиф держал их под рукой. Тем временем полицейский постарше открыл багажник и стал ворошить аккуратно уложенные коврики и кружевные изделия. Молодой офицер, проявляя неусыпную бдительность, стал расспрашивать о чем-то Аатифа, потребовал документы на машину, которые Аатиф ему вручил, потом повторил вопросы своего коллеги относительно товара в багажнике. Аатиф отвечал со всей учтивостью. Но, когда молодой полицейский вспылил, он тоже чуть повысил голос. Затем офицер постарше бочком подошел к моему окну и обратился ко мне по-арабски. Страх пронизывал каждую клеточку моего существа. Слава богу, полицейский не мог видеть, что я взмокла от пота. Как и наказывал Аатиф, я смотрела прямо перед собой, на дорогу, и не отвечала. Офицер, раздражаясь, просунул руку в окно и тронул меня за плечо. Я повернулась к нему, но по-прежнему хранила молчание. Аатиф начал что-то сердито говорить ему. Не знаю, что уж он ему сказал, но полицейский оставил меня в покое. А Аатиф все говорил и говорил, сопровождая свою речь жестикуляцией: махнул в сторону багажника, постучал себя в грудь, показал на меня. Молодой офицер переглянулся со своим коллегой постарше, потом они оба с нашими документами отошли к своей машине. Я обратила взгляд на Аатифа. Он не смотрел на меня и, вцепившись в руль, силился сохранять самообладание. Глянул на полицейский автомобиль, на объявление с моим фото и закрыл глаза, явно сожалея, что я сижу в его машине. Мне хотелось что-нибудь сказать, но я понимала, что должна держать рот на замке. Казалось, мы ждали целую вечность, пока полицейский постарше зачитал данные наших документов по рации (выдаст ли централизованная система проверки, что женщина, под именем которой я путешествую, на самом деле умерла?) и вернулся к нам.

Но, вместо того чтобы приказать мне выйти из машины и открыть лицо, он отдал оба удостоверения Аатифу и махнул рукой: проезжайте.

Аатиф буркнул «спасибо», завел мотор, и мы поехали.

Спустя пять минут блокпост остался далеко позади, мы катили по пустой дороге.

– Я задыхаюсь, – произнесла я, поворачиваясь к Аатифу. – Мне нужно снять эти одежды.

Аатиф промолчал, но я чувствовала, что он недоволен. Сняв паранджу, в зеркале заднего обзора я увидела свое отражение: волосы мокрые, лицо красное, в глазах застыл ужас. Аатиф дал мне бутылку с водой.