Я бросил копать и осмотрелся в поисках места получше. Внимание мое привлекли две дикие вишни внизу, у подножия холма, там, где лужайка переходила в лес; в тусклом предрассветном свете эти два дерева, сплетающиеся ветвями, напоминали вход в собор. Я положил лопату и задумался. Те самые вишни, столкновения с которыми мы с Марли чудом избежали год назад, во время безумной гонки на санях…

— Да, — сказал я вслух, — здесь будет лучше всего.

Здесь копать было гораздо легче: скоро я выкопал овальную яму около метра в длину, чуть меньше в ширину и чуть больше метра в глубину. Вернувшись в дом, я увидел, что все уже встали. Ребята хлюпали носами — Дженни только что рассказала им, что произошло.

При виде их слез мне самому захотелось плакать. Впервые в жизни наши дети столкнулись со смертью. Да, Марли был всего лишь собакой, а собачий век недолог по сравнению с человеческим. Всего лишь животное… и все же, когда я наконец собрался с силами и заговорил, голос у меня предательски дрожал. Я сказал, что собаки, к сожалению, живут намного меньше людей, поэтому каждому хозяину однажды приходится хоронить своего питомца. Не стесняйтесь плакать, говорил я, это нормально. Еще я сказал, что Марли умер во сне и ничего не почувствовал. Просто заснул и не проснулся. Колин была особенно расстроена, потому что не попрощалась с Марли как следует — она не сомневалась, что он вернется. Я заверил ее, что попрощался с ним за всех нас. Конор показал мне свой последний подарок для Марли. Он нарисовал большое красное сердце и написал под ним: «Для Марли. Я всю жизнь очень-очень тебя любил. Ты всегда был рядом, когда был мне нужен. Я буду любить тебя и в жизни, и в смерти. Твой брат Конор Ричард Гроган». Колин по примеру брата нарисовала девочку с большой желтой собакой, а под ней с помощью Конора написала: «Я тебя никогда не забуду».

Я вышел из дома, выкатил тележку с телом Марли из гаража и подвез ее к могиле. Затем срезал несколько сосновых веток и устлал ими дно ямы. Взял на руки тяжелый черный мешок и уложил его в яму — так осторожно, как только мог. Открыл мешок, в последний раз взглянул на Марли, уложил его в естественную и удобную позу — так, как он любил лежать у камина.

— Прощай, друг, — сказал я.

Затем закрыл мешок и вернулся в дом, за Дженни и детьми.

Всей семьей мы подошли к могиле. Конор и Колин положили свои послания в полиэтиленовый пакет, и я положил их рядом с головой Марли. Патрик срезал карманным ножом пять сосновых ветвей — по одной на каждого из нас. Одну за другой мы опустили их в могилу. Секунду помолчали, а затем, словно после долгих репетиций, сказали хором: