— Знаешь, старина, ты меня не на шутку напугал, — прошептал я. Он вытянулся рядом со мной и сунул морду мне под руку, чтобы я его погладил. — Хорошо, что ты снова дома.
В следующие несколько недель ничто не напоминало нам о том, что Марли побывал на краю гибели. Он быстро поправился: глаза снова лукаво заблестели, нос стал прохладным и влажным, исхудалые бока вновь немного округлились. Казалось, болезнь прошла без следа. Марли снова наслаждался жизнью — целыми днями дремал на солнышке возле стеклянной двери в гостиную. Из-за новой низкокалорийной диеты он постоянно хотел есть — и выпрашивал и воровал еду еще нахальнее обычного.
После пережитого ужаса мы с Дженни должны были бы задуматься о том, что Марли не вечен, однако мы быстро вернулись к удобному мнению, что теперь, когда случайный кризис миновал, все пойдет по-старому. Несмотря ни на что, нам хотелось верить, что у Марли впереди еще много-много лет. Ведь, несмотря на свою дряхлость, он оставался все тем же счастливым и беспечным псом. По-прежнему лаял на почтальона, гулял по двору вместе с курами, часами наблюдал за кормушкой для птиц, бродил по дому, звучно стуча хвостом о стены и мебель. Порой нам казалось, что ничего не изменилось.
Но Марли жил взаймы — это было нам ясно. В любой день мог прийти новый кризис — и я знал: когда это случится, я не стану бороться с неизбежным. В этом возрасте любая операция будет для него очень опасна; жестоко подвергать старика такому испытанию лишь для того, чтобы очистить нашу совесть. Мы любили этого сумасшедшего пса, любили, несмотря на все его безумные выходки — или, быть может, благодаря им. Но теперь приближалось время прощания.
Второй кризис разразился осенью. Я одевался у себя в спальне, чтобы идти на работу, когда снаружи послышался ужасный грохот, а затем крик Конора:
— Помогите! Марли упал с лестницы!
Выбежав на лестничную площадку, я увидел внизу Марли: он беспомощно копошился на полу, пытаясь подняться на ноги. Мы с Дженни бросились к нему, в четыре руки ощупали спину, ребра, лапы… Вроде ничего не сломано.
— Повезло ему! — заметил я. — Такое падение могло его убить!
— Не могу поверить, что он ничего себе не повредил, — согласилась Дженни. — Похоже, у него, как у кошки, девять жизней.
Но мы рано обрадовались. Уже через несколько минут Марли начал приволакивать лапы, а вечером, когда я вернулся с работы, уже не мог двинуться с места. Казалось, у него болело все тело, как будто его избили до полусмерти.
На следующее утро Марли немного полегчало, но все равно он волочил лапы, как инвалид. Мы вывели его на улицу — и, к нашему облегчению, он без проблем сходил по-большому и по-маленькому. Но на крыльцо мы с Дженни вдвоем занесли его на руках.