Она кивнула, показывая, что поняла его слова, и вдруг обхватила голову Хоснера ладонями и поцеловала так, как поцеловала мужа в тот день, когда он отправился на войну.

— Иосиф, — произнесла Мириам сквозь рыдания. — Иаков. — Она пробормотала что-то еще, но Хоснер не смог разобрать.

Прижимая губы к ее лицу и шее, он ощущал вкус слез. Иосиф. Тедди. Иаков. Какая разница? Если только ей хорошо с ними и они не обижают ее. Хоснеру захотелось, чтобы ее муж был жив. Должен ли он сказать ей, что Риш знает о его судьбе? Нет, ни за что. Он никогда ей этого не скажет. Но, пока Мириам ждет Иосифа Бернштейна, она надеется, что Тедди Ласков или другой мужчина смогут дать ей то, в чем она нуждается. Хоснеру захотелось стать этим мужчиной, но он понимал, что этого не произойдет. Он больше никогда не увидит Иерусалим. Хоснер слизал слезы с лица Мириам, как одно животное зализывает раны другого.

Добкин никогда не пробовал на вкус кровь или пот другого человека, и его очень удивило, насколько они соленые. Араб ударил его в промежность, а Добкин вцепился зубами ему в горло. Каждый из них стремился убить противника, но оба они не знали, как сделать это без оружия. Они начали колотить друг друга в уязвимые места. Талиб разбил об голову Добкина масляную лампу, затылок и шею генерала залили кровь и жир. А потом в дерущихся проснулись инстинкты, дремавшие в глубине сознания. Каждый из них ощутил дрожь в позвоночнике, волосы на затылке встали дыбом, когда они стали осознавать, в кого превратились. Противники пытались отыскать на теле друг друга точки, которые природа почему-то оставила незащищенными.

Добкин старался сильнее сжать челюсти, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль. Он не нашел у араба яремную вену, но знал, что хрящ дыхательного горла переломится, если он будет продолжать давить на него.

Талиб попытался получше ухватить Добкина за мошонку, но генерал пнул его коленом, и они покатились по земляному полу. Растопыренными пальцами Талиб попытался ткнуть Добкина в глаза, но тот крепко зажмурился, прижав лицо к шее Талиба. Противники сражались за свою жизнь почти в полной тишине, никто из них не собирался просить пощады.

В хижине, расположенной на другой стороне ухабистой дороги, двое местных жителей, назначенных ухаживать за ранеными, готовили травяной чай. В огне потрескивал сухой чертополох, они рассказывали друг другу удивительные истории и не слышали ничего необычного, только свист ветра и стук ставен.

Добкин больше не мог терпеть боль. Его рана на бедре снова открылась и кровоточила, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Нащупав в кармане терракотовую статуэтку, он с силой ударил ею Талиба в ухо. Крыло злого духа ветра сломалось при ударе. Крик араба утонул во внезапном порыве ветра, распахнувшем ставни.