Добкину рассказали, что этого мужчину тоже выловили из реки. Он был без обуви и без рубашки, но в пятнистых камуфляжных брюках. Старик, которого звали Шир-яшуб, поинтересовался у Добкина, не еврей ли и этот раненый. Генерал солгал, ответив, что не знает. Но на самом деле он почти точно знал, что человек, с которым он сейчас разговаривал, был
— Я рыбак, ветер перевернул мою лодку, меня ранило. Евреи нашли меня и помогли.
Раненый повернулся на бок и посмотрел на Добкина. Масляная лампа осветила шрамы, изуродовавшие половину лица араба. Это были старые раны. Добкин заметил, что
Араб снова лег на спину.
— Что же, рыбачок, значит, своим спасением… мы обязаны евреям.
— С кем только не поведешься в беде, — согласился Добкин и снова посмотрел на раненого. Да. Он видел его на крепостной стене. Видел это кошмарное лицо. — Как мне тебя называть?
— Саид Талиб. А тебя?
Добкин замялся. Его так и подмывало ответить: «Бенджамин Добкин, генерал армии Израиля».
— Зови меня просто «рыбак». — Его арабский был не совсем хорош, но он старался говорить правильно, чтобы заставить
Как сильно ранен этот человек? И как сильно он
Глиняная лампа, представлявшая собой плошку с каким-то жиром, в котором плавал фитиль, мерцала на полу между ними. Добкин заметил, что
Добкин и Талиб лежали на боку и смотрели друг на друга, прислушиваясь к шуму ветра.