Его последние люди — примерно пятьдесят мужчин и женщин — сидели, скрестив ноги, под натянутыми на стойки навесами. Хамади свистнул, ашбалы выскочили из-под навесов и направились к веранде. Они стояли на ветру, закутав головы и оставив только щелки для глаз. Хамади вскинул руку и закричал, пытаясь перекричать шум ветра:

— Аллах послал нам шерхи.

Хоснер стоял на дельтовидном крыле и наблюдал, как люди, закутанные во всевозможную одежду, словно призраки двигались в облаках пыли.

Он повернулся и прошел в салон. От шума ветра сквозь развороченную обшивку и стука песчинок разговаривать здесь было невозможно. Через дыры, проделанные в потолке салона, чтобы днем здесь было не так жарко, внутрь залетал песок, и в проходе уже выросли маленькие холмики. Хоснер прошел через салон в задний отсек.

Мириам соорудила себе тюфяк из каких-то обгоревших тряпок и теперь сидела на нем, прислонившись спиной к стенке и подтянув колени к подбородку. При свете фонарика-карандаша, который кто-то дал ей, она читала книгу. Над головой у нее так же тускло горело аварийное освещение.

Мириам оторвала взгляд от книги.

— Уже пора?

Хоснер прокашлялся и громко, перекрывая шум ветра, проговорил:

— Эстер сказала, что не разбудила тебя. Она уснула на посту, а тебя не разбудила.

Мириам осторожно закрыла книгу и положила ее на колени.

— Она лжет, пытаясь спасти меня. Эстер разбудила меня, а я уснула.

— Не играй в благородство, Мириам. — Хоснер посмотрел на лежавшую у нее на коленях книгу. «Посторонний» Альбера Камю.

— Почему? — Мириам выключила фонарик. — Может, это внесет некоторые изменения в общий настрой. Ну так что… уже пора?

— Нет еще.

Оба замолчали. Первой тишину нарушила Мириам, голос ее звучал воинственно и насмешливо.

— Извини. Я не должна критиковать вас. Ведь и я теперь одна из вас. Я же убила ту девушку.

— Да, возможно, убила.

— Так кто из нас предстанет перед трибуналом?