Такие мысли навещали и меня. Но Викторию я совсем не знал, кроме этих двух дней в постели. Кстати, она меня не знала тоже. Видя, что ее слова не вызывали у меня ответного энтузиазма, кроме слов благодарности, Виктория при расставании сказала с какой-то плохо скрытой злостью:
— Забудь все, что я тебе наговорила. Это просто нахлынуло. Я люблю Астахова и буду только с ним.
Может она надеялась, я рвану рубаху на груди, зарыдаю от радости и умиления. Или от горя и разочарования. Но я еще не понял, что данное слово она сдержит и больше мне ничего не светит. Лучше будет об этом всем забыть. Не вспоминать никогда. «Прошла любовь. О ней звонят колокола. Прощай любовь. Как хорошо, что ты была». Вообще, работая с Астаховым, я чувствовал очередные угрызения совести. Ведь я воспользовался слабостью человека. При этом исходе, я почувствовал облегчение. Да здравствует свобода. Хотя свобода относительная. Все-таки хорошо, что я не мусульманин. Им разрешено иметь четырех жен. Я уже за год имел бы полный комплект. Дальше можно иметь только наложниц. Представив эту картину, я долго смеялся над собой. Они бы меня сожрали вживую.
Дружно встретили Новый год. Астахову я сказал, что в конце января ложусь в госпиталь на увольнение, поэтому на полигон, на учебные сборы, я не поеду.
— Боевые стрельбы будете проводить без меня. Весеннюю проверку тоже.
Его по-настоящему это известие огорчило. Еще больше это известие ошарашило мою жену. Она очень надеялась на смену настроения, на беседы командования со мной. На то, что с Астаховым мы уже живем дружно. Но я чувствовал те изменения, которые шли в моем организме при бессонных ночах, всевозможных проверках, тренировках и боевых стрельбах, при работе с личным составом. Головные боли, частичная бессонница, а особенно огромное раздражение при простых бытовых неурядицах. Может что-то мне и казалось, но все равно это имело место. Мне очень хотелось быть психически полноценным. Я просто не хотел рисковать. Вспомнил слова Николая Ивановича:
— Твоя военная карьера закончена. Армия и Советский Союз в ближайшие годы развалятся. Торопись найти свое место на гражданке.
Слова Валерия Михайловича, которого я уважал, как крупного специалиста в отечественной медицине:
— Витя. При таких психических нагрузках и ответственности за людей ты за пять-семь лет станешь психически неполноценным и никому, даже жене, будешь не нужен. У тебя останется одно место для постоянного посещения — психлечебница. Даже и не размышляй. Время, хоть его не — много, но оно есть. Уходи. Иначе, потеряешь все.