Когда были выяснены его личные данные и прокурор начал зачитывать длинное, на нескольких страницах обвинение, Альфред расслабленно откинулся на своем стуле.

Марайке не отрываясь смотрела в его холодные голубые глаза и даже выдержала, когда он ответил на ее взгляд самодовольной улыбкой. Этот процесс и осуждение серийного убийцы могли бы стать самым большим триумфом всей ее карьеры в качестве комиссара полиции, но сейчас перед судом говорилось о ее самом большом личном поражении. В конечном итоге победителем стал он, убив и ее сына.

В последнем ряду для зрителей сидела Карла. На ней была широкая шерстяная накидка, и она, кроме того, прикрывала лицо шерстяным шарфом, так что были видны лишь глаза. Никто в суде с ней не разговаривал, и она была уверена, что Альфред даже не подозревает, что она здесь.

Она знала, что то, что говорит прокурор, правда, но тем не менее не могла поверить в это. Когда-то он был ее Альфредом, ради которого она оставила все и с которым прожила четырнадцать лет. Мужчина с ласковым голосом, который любил природу, который мог радоваться тому, как светятся светлячки и часами смотреть в небо, узнавая в меняющихся грудах облаков всякие фигуры, который выдумывал разные истории…

Марайке с трудом слушала, когда зачитывали обвинение. Она знала все подробности, в ее воображении сотни раз повторялись страдания детей и страшная смерть Яна, и она старалась не прислушиваться, а думать о чем-нибудь другом. Если ей придется еще раз пережить все по минутам, то она не дотянет до конца процесса.

Она окинула взглядом зал для зрителей. Многие лица были ей знакомы. Отец Даниэля Долля казался в высшей степени сосредоточенным, он избегал смотреть на Альфреда и читал какой-то акт. Лицо Анны было непроницаемым. Она не удостоила Альфреда ни одним взглядом и лишь время от времени крутила обручальное кольцо на пальце правой руки. Здесь были и родители Флориана Гартвига, которые все время держались за руки.

Рядом с батареей отопления сидел человек, который показался ей знакомым, но она при всем желании не могла вспомнить, откуда его знает. Он закинул ногу за ногу и оперся головой на руку, поэтому она не могла рассмотреть его лица.

Марайке снова и снова посматривала на этого мужчину. Когда прокурор заговорил о Беньямине, он шевельнулся и внимательно посмотрел на обвиняемого. И в этот миг она узнала его. Это был Петер Вагнер, отец Беньямина.

Когда прокурор стал говорить о Феликсе Голомбеке, Марайке заметила, как рука Петера Вагнера скользнула за огнетушитель. Он что-то оттуда вытащил и моментально спрятал в карман пиджака. Марайке затаила дыхание. Она знала, что сейчас у Петера в кармане. Она не просто предполагала, а была в этом уверена почти на сто процентов. Но она ничего не сделала. Она осталась сидеть на месте и больше не спускала с Петера Вагнера глаз.