Чем дольше Стивен наблюдал все эти сцены, тем менее странными они ему казались. Описания, которые ему приходилось слышать или читать, были и справедливы, и в то же время ошибочны. Да, он видел людей, которые подходили к Стене и засовывали в её щели маленькие сложенные записочки с просьбами или молитвами. Когда он впервые узнал об этом обычае, то счёл его абсурдным. Но когда теперь он стоял здесь и видел всё своими глазами, это уже не казалось ему абсурдным. Он был почти растроган. Да, правильно, во время еврейских молитв все громко и наперебой говорили – это звучало полной какофонией для того, кто не знал иврита, но сейчас он понял, что иронизировать над этим могли только люди, не понимающие, а лишь презирающие других. Здесь и сейчас он наконец понял, что какофония – это страсть моления, а то, что казалось хаосом, означало лишь, что каждый самостоятельно говорил со своим Богом.

Каково это было – чувствовать себя частью традиции, которой уже не меньше пяти тысяч лет, а то и больше? Давало ли это человеку покой и уверенность? Если чувствуешь себя частью великого, вечного потока жизни, то, наверно, одни переставали ощущать необходимость делать что-то значительное и великое из своей отдельной жизни, а других такая причастность лишь вдохновляла…

Неужто мне завидно? – спросил себя Стивен.

Его отвлёк весёлый смех. Он обернулся и увидел большую семью, которая составляла почётный эскорт мальчику лет тринадцати, улыбающемуся во всё лицо; женщины были разнаряженные и взволнованные, мужчины подчёркнуто невозмутимые, но явно исполненные гордости.

– Это праздник бар-мицва, – объяснил Иешуа, не дожидаясь вопроса. – Это значит, сегодня мальчик впервые получает право читать Тору в синагоге вслух.

Стивен посмотрел вслед этой семье и наконец снова вспомнил, ради чего они пришли сюда. И Юдифь, словно прочитав его мысли, в ту же минуту сказала:

– Я не вижу ничего даже близко похожего на красный камень.

И верно. Все каменные блоки, из которых была сложена западная стена храма, были светло-серые, издали кажущиеся жёлтыми, куски песчаника, из которого построен весь Иерусалим. Отдельные камни выделялись очень чётко, между некоторыми проросла трава, а многие, главным образом в верхнем ряду, отсвечивали зеленоватым или тёмно-серым оттенком.

Но ни один камень не отдавал красным. Ни розоватым, ни оранжевым, как ни напрягай фантазию.

– Неужто он нас обманул? – спросил вполголоса Стивен. – Или мы что-то неправильно прочитали?

Иешуа отрицательно покачал головой:

– Нет. Я не думаю. Я примерно этого и ожидал.