– Здесь саван… – едва ворочая языком, выдавил Малышев. – Он… чувствует это… Вот церковь… Как тронуть… священную дверь?..
Внезапно пила заглохла. Рассеченная часть туловища Сергея булькнула и просела, зажав своей разлохмаченной массой полотно бензопилы. Артур раздраженно вынул свое оружие, вернувшись к левому боку Малышева, там, где надрез был менее глубоким. Дернул скользкий от крови шнур стартера, возвращая орудие мести к жизни.
– Да будет воля твоя… – выдавил Артур. Глубоко вздохнув, он снова погрузил бензопилу в искромсанное тело отца. Треснул крестец, и верхняя часть тела, поддерживаемая цепью, плавно качнулась в сторону, нехотя отделяясь от ног.
Глаза Сергея вылезли из орбит, вот-вот готовые выскочить из глазниц, белки из-за неимоверного давления полностью были залиты кровью.
– Я освобожусь… Арчи, – хрипло шепнул он. – Освобожусь… приползу на руках… и выгрызу тебе… кадык. Я…
Его верхняя половина, хлюпая и похрустывая рвущейся плотью, продолжала медленно отделяться от нижней. На противень капал подкожный жир, тут же воспламеняясь, словно бензин, оставляя за собой прогорклую вонь. Кишки свисали, как петли маслено-липких сосисок, разрыхленные мышцы и сухожилия растягивались, словно красная жвачка, и Артур одним росчерком пилы перерезал их.
Он выключил обагренный кровью инструмент, швырнул его на пол и вытер кровь с лица. Затем обошел жаровню и, ухватившись за ступни отца, не без труда сорвал с противня его ноги, которые уже начали обугливаться. К вони горелого мяса добавился невыносимо удушающий смрад фекалий, выползших из рассеченной толстой кишки. На противне осталась подгоревшее месиво из масла, клочьев плоти и кала, и все это чадило угольно-черным, как горелая покрышка.
Отбросив дымящиеся ноги в сторону, Артур снова метнулся к отцу, кровоточащему обрубку, который покачивался на цепях, как туша в скотобойне. Несмотря на потекший грим, лицо Сергея было белее мела. Каким-то непостижимым образом он все еще был в сознании и что-то невнятно шевелил изъеденными в лохмотья губами.
– И не введи нас во искушение… Но избавь от лукавого, – хрипло проговорил Артур. Уперев руки в скользкие от пота плечи отца, он с силой отпустил его на жаровню, впечатывая сырой плотью в накалившийся лист железа. Снова зашкворчала кровь, моментально закупоривая и запаивая рассеченые вены, сосуды и артерии. Руки Сергея встрепенулись, пальцы судорожно скрючились, голова безвольно повисла на грудь. От нестерпимого жара лопнула резинка, на которой держался клоунский нос, грим медленно плыл, оседая, как грязный тающий снег. От противня валил такой омерзительно-едкий смрад, что Артура вывернуло прямо на спину отца. Вытерев губы и откашлявшись, он наклонился к его уху: