— Я бы хотел ознакомиться еще с одним комплектом данных.

Маркус покачал головой.

— Доктор Манц, они едва ли будут значительно отличаться от показателей последней недели.

— Я не начну операцию, не имея абсолютно свежей информации. Ясно?

Роско жестом велел Маркусу отойти и сам шагнул к телефону.

— Отлично, Дитер. Во вторник Маркус получит новый отчет. В среду мы изучим данные, а утром в четверг начнем операцию.

— Мистер Селларс, четверг — это канун Рождества.

Роско рассмеялся.

— Насколько я знаю, канун Рождества еще не праздник. Ни в Англии, ни даже в Швейцарии.

— Формально вы правы, но фактически почти никто не работает. Я, например, не собираюсь. Поеду к себе в шале, в Гштаад. А господин Лаутеншюц будет моим гостем.

— По-моему, Дитер, канун Рождества — идеальное время для начала такого дела. Нанести удар, когда противник меньше всего ожидает. Ваши планы на отдых, конечно, меня не касаются, но, если вы действительно начнете покупку, вам нужно быть здесь, в Лондоне. Так легче передать вам ту информацию, а в четверг вы должны выступить перед газетчиками.

— Мистер Селларс, я согласен, что медлить нельзя. Я перенесу свои каникулы и в среду буду в Лондоне. Если показатели «Юэлл» за следующую неделю не ухудшатся, в четверг вы начнете покупку.

— Замечательно. Спасибо, Дитер.

Роско не удержался и злорадно глянул на Лаутеншюца.

30

30

Гай Бартон в одиночестве стоял у окна своего элегантного офиса по соседству с гостиницей «Хауард», глядя, как последние отблески желто-серого вечера тают за Темзой.

Он имел бурный разговор с финансовым директором своей компании. Тот не выдержал нажима банков и начал бунтовать против настойчивых требований босса вести бухгалтерию творчески. От ухода Бартон удержал его только обещанием увеличить капитал или же продать компанию прежде, чем все лопнет.

Гай знал, что за последние два десятилетия он частенько действовал далеко не так ловко, как все думали. Охра, цинк, краски, притирания, камни и духи Африки, Индии, Аравии и Азии были надежными друзьями и с колебаниями, но постоянно росли в цене, далеко опережая доходы от европейских промышленных гигантов. Сейчас все изменилось, пошло под гору.

Несколько лет назад угроза краха вряд ли взволновала бы его. В ту пору его так часто клеймили жуликом, злодеем, шарлатаном, что это скорее забавляло его, чем тревожило. Иное дело теперь. Успех и слава полны соблазнов, ему нравилось пользоваться расположением политиков и королевской семьи. И отношение к бартоновскому клану у него тоже изменилось. Ему уже не доставляло удовольствия вынюхивать их секреты, наоборот, он ощущал, как полезно быть частью династии, и не только охотно искупал сумасбродства юности, но и был рад, что считается в семье звездой.