А теперь этот огонь исчез.
– Отец… – повторил Уокер.
Губы старика шевелились, несмотря на чудовищно разорванный рот. У него получалось издавать только булькающий дребезжащий шепот, почти неразборчивый из-за увечий, но Уокер понял. Отец Корнелиус молился. Эти слова Уокер уже слышал однажды – когда стоял у постели матери возле священника, вызванного в больницу для последнего обряда. Это была отходная молитва, произносимая над умирающими, и теперь отец Корнелиус читал ее для себя.
Уокер молчал, держал старика за руку и молился вместе с ним.
На тот случай, если Бог их все-таки услышит…
Втроем они продолжили путь из Первого Лагеря вниз. Мериам шла между Ким и Уокером. Она шаталась, но изо всех сил старалась держаться прямо. Иногда ей удавалось идти самостоятельно, хотя и не без помощи твердой руки, но порой у нее начинала сильно кружиться голова, ее окутывала тьма, и тогда им приходилось обхватывать ее за плечи и практически тащить на себе.
Разбитые и измученные, они продолжали тащиться вниз, и когда наступили сумерки, они почти подошли к тому месту, где будут стоять грузовики и ходить живые люди. А еще там будет еда.
Снег продолжал падать, но теперь легчайший. Небеса словно дарили красоту в качестве извинения за жестокую метель, бушевавшую на горе.
Пошатнувшись, Мериам остановилась и вдруг стала пытаться отбежать вверх по тропе, оскальзываясь на каждом шагу.
– Стой, – позвала ее Ким, – ты что…
– Там! – панически закричала Мериам, указывая куда-то дрожащим пальцем. – Разве вы… разве вы не видите его?
И они увидели.
В тени рощицы голых деревьев в одиночестве сидел сгорбившийся Хакан. Увидев, как в полумраке поблескивает оранжевый огонек, Мериам почти закричала, но потом поняла, что это вспыхивает и меркнет кончик сигареты. Хакан сидел, ждал их и курил, выдыхая в воздух клубы серого дыма.
Уокер отделился от них, оставив Мериам на попечение Ким. Он вынул пистолет и осторожно приблизился к Хакану.
– Как, черт возьми, ты сюда попал? – рявкнул Уокер.
Хакан склонил голову.
– Я могу задать вам тот же вопрос.