– Она милая. Слегка тщеславная, жаждет внимания, но она ведь еще ребенок.

Я думаю, не рассказать ли Соджорнер всю правду. Я рассказал Лейлани. Соджорнер теперь моя девушка. Мы идем вниз по Лафайетт, держась за руки. У нас был секс. Мы говорили о религии, о том, чем хотим заниматься в жизни. Я знаком с ее мамами. Она знакома с моей семьей. Я должен ей рассказать.

Не сейчас. Я хочу продлить это чувство, не хочу говорить о Розе.

– Расскажи мне, во что ты веришь. Ты говоришь, что ты христианка, но при этом не видишь ничего дурного в сексе до брака, в гомосексуализме, в…

– Я верю, что Иисус был сыном Божьим, что Он пришел нам помочь. Помочь всем нам, но прежде всего самым обездоленным, самым бедным, самым угнетаемым. Мой Иисус кормил голодных, выгонял торговцев из храма. Мой Иисус страстно верил в социальную справедливость, в экономическую справедливость, в справедливость во всем. Он хотел сделать мир лучше.

– Ты веришь в зло?

Соджорнер кивает.

– Ты веришь, что некоторые люди и есть чистое зло? Что их не спасти?

– Нет тех, кого нельзя спасти, но есть те, кто… Кто близок к этому.

– Я не верю в зло. Не в такое зло. Я считаю, что зло в людях объясняется морфологией их мозга, их генами и их окружением. Сочетанием этих трех вещей.

Соджорнер пристально смотрит на меня:

– Как… подробно. Ты много об этом думал?

– Ага. А что насчет ада? Ты веришь в ад?

– Я верю, что многие люди прямо сейчас живут в аду. В мире происходят ужасные вещи. В том числе и здесь, в Америке. Копы убивают темнокожих, а им все сходит с рук. Люди без конца причиняют друг другу боль. Разве это не ад?

Когда я расскажу Соджорнер правду, решит ли она, что я живу в аду, где меня без конца мучит моя дьявольская сестрица? Правда ли я живу в аду?

– Я думаю, – говорит Соджорнер, – что представление о рае и аде, куда мы попадем после смерти, – это способ успокоить нас, внушить, что те, кто плохо ведет себя в этой жизни, будут наказаны, а те, кто ведет себя хорошо, получат награду. Но я сомневаюсь, что рай и ад действительно существуют.

– То есть ты не веришь, что в Библии точно переданы слова Бога?

– Я думаю, что Библия – это его слова, неточно записанные людьми. Некоторые книги, вошедшие в Новый Завет, были написаны спустя несколько десятилетий после смерти Иисуса. Я верю в то, что в Библии есть истина. Отчасти она метафорическая, а отчасти буквальная.

Версия христианства, которую излагает мне Соджорнер, не похожа ни на одну из версий, которые мне когда‐либо встречались. Я вдруг понимаю, что раньше имел дело только с консервативными христианами.