Я этого не знаю.

– Я хотел снова поговорить о Розе.

Дэвид кивает. Я хочу узнать, почему он не сказал мне, что все знает. Хочу узнать, есть ли у него план.

– Что мы будем делать с Розой?

– То же, что делали. Будем говорить с ней, когда она будет совершать что‐то недопустимое. Я постоянно напоминаю ей, что, если она не будет вести себя как обычный человек, ее жизнь превратится в кошмар.

– Я записывал наши разговоры.

Дэвид внимательно смотрит на меня:

– Ваши с Розой?

Я киваю.

– Если мы дадим их психиатрам, если они услышат, как она спокойно рассуждает о том, что ей на всех плевать, что ей интересно смотреть, как люди мучаются от боли, что ей нравится причинять им вред, они сразу поймут, что с ней.

– Поймут. А дальше что?

Я не знаю.

– У нас проблема практического толка. Как минимизировать ущерб, который наносит Роза? Мы не можем ее вылечить. Лекарства нет. Мы можем только следовать политике сдерживания.

– Значит, мы опустим руки?

– Я этого не говорил. Могло быть и хуже. Я видел куда худшие примеры.

– Ты про дядю Сола или про дедулю?

– Про обоих. Вот почему я понял, что с Розой. Я уже видел это раньше.

– Хочешь сказать, они хуже Розы?

– Как ты думаешь, почему я старался держать нашу семью как можно дальше от них? Я не хотел, чтобы дедуля и дядя Сол влияли на Розу.

У меня кружится голова. Мы говорим о Розе, о психопатии, о нашей семье.