– Салли спит, – говорит она. – Дэвид в кабинете.
– Я думал, ты со мной не разговариваешь.
– Конечно, разговариваю. Ты же мой брат.
Я ложусь на кровать, закрываю глаза:
– Пожалуйста, уходи.
– Что ты делаешь, Че?
– Не обращаю на тебя внимания. А ты что делаешь? Я не позволю ей меня взбесить.
– Молюсь за тебя. Соджорнер думает, это тебе поможет.
– Зачем ты разговаривала с Соджорнер? – спрашиваю я, садясь на кровати.
– Я подумала, что она переживает. Поэтому я позвонила ей и рассказала, что произошло.
– Нет, ты ей позвонила и соврала. Меня
Роза пожимает плечами, словно говоря: «Еще арестуют».
– Она за тебя молится. Она просила передать, что будет молиться за тебя каждый день. Я сказала ей, что ты не веришь в Бога. Она ответила, что знает это, но все равно будет молиться. Я сказала ей, что я поверила в Бога. Что я почувствовала Его присутствие, когда была в церкви. «Его» с большой буквы Е. Нужно писать с большой буквы, и тогда люди поймут, что ты говоришь о Боге, а не просто о каком‐то мужчине. Хотя я не понимаю, почему Бог обязательно должен быть мужчиной. Соджорнер говорит, что в воскресенье я могу снова пойти с ней в церковь. Но только если Дэвид и Салли разрешат.
Я ничего не говорю. Зачем Розе знать, как мне тошно? Я и без того прилагаю немало усилий, чтобы по моему лицу не было видно, что я сейчас чувствую. Неужели Соджорнер верит, что я убийца? Я наклоняюсь вперед, растягиваю мышцы задней поверхности бедра. Они горят.
– Я не верю в Бога, – говорит мне Роза, словно я об этом не знал. – И не важно, кто Бог – мужчина, женщина или ни то ни другое, как Олли. И Джейми тоже не верит. Она мне призналась. Она сказала, что не то чтобы
Я все это знаю.
– Но это не страшно. У нас тоже нет денег. Спроси Дэвида. Он сейчас в кабинете, пытается добыть деньги из воздуха.
Она начинает меня бесить.