– Краденное хвать – и наутек, – будочник показал на пришвартованные вдали пожарные пароходы.

– В котором часу? В чем одет был?

– Часов не заметил. А одежа – ну поди разбери.

Будочник почесал щетину и добавил, вперив в следователя слезящиеся глазки:

– А пущай меня в гошпиталь лечиться пошлют. Долженствует мне отдохнуть, получается.

Кержин отмахнулся.

– Штроб!

– Тут, Адам Анатольевич.

– Узнай у жены этого, как его…

– Кунаева.

– Кунаева… что было при супруге. Пусть кольцо опишет – у трупа палец оцарапан, кольцо снимали. Разведай маршрут кабриолета. И поставь часового к Уваровой, чтоб задерживал лысых, крупных и подозрительных. Я доклад чиркну.

– Исполним.

Стылый ветер дул с реки, доносил дождевую мокроту и зловоние. В желтой ряби не отражалось смурое небо.

– Богобоязненный у нас грабитель, – тихо сказал Кержин. – Штаны забрал, а крестик серебряный не тронул.

Уваровой принадлежала просторная квартира на углу Гороховой улицы и Загородного проспекта. А заодно подвал, в котором предприимчивая дама оборудовала ломбард. Помогал ей некто Назар, дюжий малоросс с пудовыми кулачищами. Хозяйку не беспокоило происхождение вещей. Драгоценности, мебель, расчетные книжки, шляпы, лотерейные билеты – всему находилось место в ее безразмерной норе. Покупая, скаредничала, зато и возвращала обворованным – если те объявлялись – за малую стоимость. Пользовалась популярностью, сильно отличаясь от товарок аристократичными манерами. Словно к заморской дворянке ходила голытьба.

Уварову прозвали Черной Вдовой, что, впрочем, не отпугивало поклонников, среди которых, судачили, был важный сановник. Он-де и снабдил сударушку шикарным жильем.

– Зачастили вы к нам, Адам Саваофович, – проворковала Уварова медовым голоском, с милейшим французским акцентом. – Влюбились, растопила ледышку?

– В кого? – фыркнул Кержин, озирая тонкий стан Уваровой, изящные плечики и напудренную шейку. Парадное бархатное платье имело легкомысленное для вдовствующей особы декольте. Взгляд мужчины мазнул по верхушкам дерзких упругих грудей и пленительной ложбинке.

Скуластое лицо Уваровой обрамляли смоляные кудри. В свои сорок она казалась девчонкой.