У кровати висела фотография в рамке, изображавшая пожилого мужчину с белоснежной бородой и длинными, забранными в хвост волосами.

– Это мой дедушка? – спросил Назар.

– Нет, – засмеялась тетя Марина и ушла готовить обед. Грибной суп, картошку, отбивную, кексы и горячий шоколад.

…Назар боялся быть счастливым. Он постоянно одергивал себя. И больше не щипал: если это сон, то лучше не просыпаться.

Счастье ведь такая штука – вспугнешь, и нет его.

…Назару нравилось все, кроме фотографии в детской. Бывает иногда, что самая обычная вещь вызывает неприязнь. Мальчик не знал такого слова – «неприязнь», – но именно его испытывал, глядя на фото.

Седовласый старик был одет в атласный халат с восточным орнаментом, по-восточному узкими были глаза. Жидкие усы над тенью улыбки делали его похожим на сэнсэя из фильма про кунг-фу. Назар любил кунг-фу, а вот человека с фотографии невзлюбил.

Особенно его злило свечение, исходящее от старика. И нимб, как на иконах в кладовке бабы Лиды.

И хотя все в человеке указывало на положительные качества: возраст, седина, добродушный и мудрый взгляд, Назару хотелось его ударить.

…Кузины были хорошими, но грустными. Они мало общались между собой, предпочитая заниматься каждый своими делами. Бывало, тетя Марина лишь три раза за день обращалась к Назару: чтобы пригласить поесть.

Дядя Вова приходил чаще, читал сказку на ночь.

Но и он, за редким исключением, был отстраненным и усталым.

Впрочем, что Кролик смыслил в родителях? Знал он, что ли, как они должны себя вести?

Назар играл в детской или на улице, тетя Марина шила, дядя Вова читал.

А иногда новые папа и мама тихо плакали, запершись друг от друга.

– Его звали Саша? – спросил Назар.

Дядя Вова вздрогнул.

– Посиди здесь, – сказал он и пошел в свою комнату. Вернулся с альбомом фотографий: – Вот. Это Саша.

Назар пододвинул стул к приемному отцу. Из альбома смотрел симпатичный мальчик в кивере.