А вы говорите, Испания.

Сквозняк сдул на пол ворох бумаг. Подбирая их, Веретенников стукнулся макушкой о столешницу и выругался.

Дьявольские голоса… личины мертвых…

В земле что-то есть, и оно связывается с людьми телепатически.

Шелестит из выгнивших каверн:

«Приди»…

И: «Уходи, ее тут нет, уходи»…

Кого «нет»? Где и когда к Веретенникову обращался тот же мерзкий шепот, приказывавший убираться?

Виски раскалывались, мешали думать.

Он зашуршал ксерокопиями сердито.

XIX век. Свяжено заселяется заново.

Заново? Оно что, опустело и в третий раз?

Веретенников протер очки.

Тысяча восьмисотый. Купец Рыбасов открывает в Свяжено ткацкое производство. Пряжу везут из столицы. Селянки массово идут в купеческую контору. Строятся светелки для ткачих, закупаются станки. Прибыль растет, в планах Рыбасова – возведение бумагопрядильной фабрики.

Где же причина очередного упадка?

Может, вот она: дочь купца пропала без вести. Поиски не дали результатов. Рыбасов покинул Свяжено.

Исходя из прочитанного село покинули еще три сотни человек – все, кто работал на предприятии. В семидесятые позапрошлого века Свяжено заполнили совсем другие люди.

«Послушницы монастыря, – Веретенников загибал пальцы, – дочь бражника, дочь купца…»

«И порой… – он стиснул пальцы в кулак, – все население».

«Чушь, – учитель взвился табакерочным чертиком, забегал по квартире. – Смута разорила сотни деревень. Попы сожгли шизофреника. Ткачи разбрелись, когда закрылось производство».