– Я только загляну в сарай, – шепнул Дейл в ответ и начал подниматься.

Майк дернул его вниз:

– Я уже видел такие штуки раньше.

Дейл опять присел и вопросительно глянул на друга:

– Какие штуки?

– Дыры. Эти туннели.

– Где?

Майк отвернулся и двинулся прочь от фермы:

– Пошли обратно – и я тебе все расскажу.

Он не мешкая исчез в рядах кукурузы.

Дейл на мгновение заколебался. До сарая было всего около сотни футов. Ощущение, что на него смотрят – следят за ним, – по-прежнему было очень сильным, но не менее сильным было и желание взглянуть на комбайн. Это отнюдь не было проявлением нездорового любопытства. От одной только мысли, что ему предстоит увидеть ножи, цепи, шестеренки – или что там еще? – убившие друга, ему становилось худо, но он должен знать… Он должен знать, чтобы понять хоть что-то.

Дождь припустил снова. Дейл глянул на юг, нашел глазами мелькавшую среди стеблей накидку Майка и двинулся следом.

У него еще будет время.

Глава 21

Глава 21

Дождь лил не переставая три недели. Каждое утро безоблачное поначалу небо заволакивало тучами, и после недолгой борьбы стихий где-то к десяти утра начинало накрапывать, а к полудню с потемневшего и низко нависшего неба дождь уже лил как из ведра.

Бесплатные сеансы были отменены и двадцать пятого июня, и второго июля, хотя в последнюю субботу небо было чистым, а вечер тихим и спокойным. На следующее утро дождь начался опять. За пределами Элм-Хейвена голодная иллинойсская земля жадно впитывала влагу и требовала еще и еще, становясь все чернее и чернее. Если на территории большей части Америки фермеры обычно говорят: «К четвертому июля кукуруза по колено», то в центральном Иллинойсе эта поговорка звучит уже так: «К четвертому июля кукуруза по пояс». Однако этим летом к четвертому июля колосья доставали даже до плеча.

Праздник выпал на понедельник, и, хотя взрослые явно наслаждались столь редкими трехдневными каникулами, их радость была омрачена дождем, из-за которого отменили городской парад и вечерний фейерверк. Шоу с фейерверком не было предусмотрено городским бюджетом, но по вековой традиции люди запасались фейерверками, сигнальными ракетами и шутихами и шли с ними на школьный двор. В этом году туда тоже пришли несколько семей, но поднялся такой сильный ветер, к тому же принесший с собой ночную грозу, что никаких усилий потенциальных гуляк не хватило бы на то, чтобы зажечь спичку или запалить бикфордов шнур.

Дейл и Лоренс со своего крылечка глазели на сверкавшие молнии, которые вполне заменили фейерверк. Молнии, вспыхивавшие на юго-западе, выделяли темные силуэты деревьев, вычерчивали контуры щипцовых крыш и освещали угрожающе огромную массу Старой центральной. В интервалах между разрядами школа будто светилась изнутри едва различимым фосфорическим сиянием, которое бросало на спортивные площадки зелено-синие отблески и, казалось, создавало поле статического электричества вокруг древних деревьев, стоявших возле здания. Один из этих вязов рухнул прямо на глазах Дейла и Лоренса как раз вечером четвертого июля. Попала в него молния или он упал сам, сломленный порывом ветра, мальчики не поняли. Даже на расстоянии шестидесяти ярдов звук был оглушительным. Дерево треснуло точно посередине, и половина его осталась стоять вертикально, подобно обломанному уродливому зубу, в то время как крона с листьями, живая его часть, упала на землю как подрубленная.