«Да. Да».

Майк встал и принялся мерить шагами небольшое пространство комнаты. По Первой авеню проехала машина. В окно лился густой аромат цветов и свежескошенной травы. Со внезапным чувством вины Майк понял, что все дни его болезни лужайку подстригал отец. Он снова присел на корточки перед Мемо.

– Мемо, можно мне порыться в твоих вещах? Ты не будешь возражать?

Майк понял, что на вопрос, заданный в такой форме, ответа он не получит. Мемо смотрела на него, ожидая.

– Ты мне даешь разрешение? – прошептал он.

«Да».

Сундук Мемо стоял в углу, и всем детям когда-то строго-настрого запретили совать в него нос. Вещи, которые там лежали, были самыми дорогими для бабушки, и мама Майка хранила их так бережно, будто когда-нибудь ее мать сможет воспользоваться ими сама.

Майк рылся в сундуке до тех пор, пока не добрался до связки писем, большинство из которых были написаны дедушкой во время его разъездов по штату.

– Это здесь, Мемо?

«Нет».

Ниже лежала коробка с фотографиями, в основном выполненными еще в технике сепии. Майк поднял всю коробку, чтобы показать бабушке.

«Да».

Он стал быстро перебирать фотографии, прислушиваясь к тому, что делалось наверху. Теперь мама закончила убирать у девочек и вновь перешла в его комнату. Предполагалось, что сам он отдыхает, пока комната проветривается и мама меняет постельное белье.

В коробке было не меньше сотни фотографий: овальные портреты родственников и совсем незнакомых людей, юношеские фотографии дедушки, когда он был высоким, стройным и сильным, – дедушка перед своим «пирс-эрроу», дедушка, гордо позирующий перед табачной лавкой в Оук-Хилле, которой он владел недолго и весьма несчастливо, дедушка и Мемо на Всемирной выставке в Чикаго, семейные фотографии, снимки, сделанные на пикниках и во время праздников, в минуты досуга на веранде, снимок ребенка в белом платьице, мирно спящего на шелковой подушке. Майк с некоторым даже страхом понял, что это брат отца, умерший в младенчестве. Снимок был сделан после его смерти – что за ужасный обычай!

Майк стал действовать быстрее. Фотографии Мемо в более старшем возрасте, дедушка во время прогулки в парке накидывает подковы на гвозди, Майк, когда был ребенком, девочки, улыбающиеся в камеру, еще фотографии… еще… еще…

И тут Майк буквально задохнулся. Он выронил все фотографии, и в руке у него осталась только одна, заключенная в рамку, которую он неизвестно почему держал в вытянутой руке, будто боялся, что она была отравлена. Солдат гордо смотрел перед собой. Тот же самый мундир цвета хаки, те же штуки на ногах – как их там назвал Дуэйн? – та же широкополая шляпа, патронташ… Это был тот же самый солдат. Только здесь его лицо не казалось вылепленным из воска, а было вполне человеческим: маленькие глазки, прищурившись, смотрели в камеру, тонкогубая улыбка, остатки темных волос, топорщащиеся за ушами, вялый подбородок, сильно выступающий вперед нос. Майк перевернул фотографию. Великолепным бабушкиным почерком было написано: «Уильям Кэмпбелл Филлипс. 9 ноября 1917».