– Мы ведь по-прежнему подчиняемся законам? Ведь именно в этом – разница между нами и врагом?

Судебное рассмотрение при закрытых дверях – и их оправдают. Но Джульетта подозревала, что дело обстоит не так просто. Все всегда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Годфри вдруг засмеялся:

– Представьте себе, мисс Армстронг, сколько бумажек это наплодит.

Он, конечно, оберегал свою операцию. Интересно, подумала Джульетта, много лет спустя, оглядываясь в прошлое, сможет ли он с чистой совестью сказать, что успех операции был важнее человеческой жизни?

Аллейн все не уходил, явно желая поговорить.

– А что же наш общий друг Годфри? Как он поживает?

– Мне нечего сообщить, сэр.

– И все же курьер доставил мне записку, в которой говорилось, что вы хотите со мной что-то обсудить.

О боже милостивый, подумала Джульетта. Она и забыла про записку. Забыла, что собиралась обличить Годфри в тайных встречах с Воротником-из-каракульчи. Сейчас она не намерена была этого делать. Они слишком крепко повязаны ужасом, запачканы кровью, чтобы предать друг друга за меньшие грехи.

– Чай, сэр, – сказала она.

– Чай?

– Чай. Чай, которым нас снабжают, – отвратительного качества.

– Я хотел бы напомнить вам, мисс Армстронг, что идет война.

– Мне это известно, сэр, но наша операция работает на чае, как на топливе.

– Я посмотрю, что можно сделать. Рука руку моет и все такое. Постарайтесь больше не тратить моего времени зря, мисс Армстронг.

– Простите, сэр.

– Кстати, вам, возможно, будет небезынтересно, что кризис в правительстве завершился. Черчилль обошел Галифакса. Мы не будем заключать мир с Германией. Вместо этого мы продолжим борьбу за свободу.

В его устах это прозвучало иронично, словно упомянутая борьба была чистым донкихотством.

– Да, сэр, я знаю. Как там наши войска?