– Вы бы упали? – весело поинтересовался обувщик, подавил смех и повторил с какой-то победоносной интонацией: – Вы бы упали! Как это замечательно!
– Чего уж замечательного? – возмутился Радлов. – Отец Павел пришел, чтобы помочь. А ты так радуешься! Я готов принять твое неверие, но злорадство…
– Нет-нет, – горячо перебил Лука, подошел ближе и перешел на шепот: – Ты не понимаешь.
– Кто они? – осторожно уточнил Петр.
– Да многие, – Лука обернулся назад, пристально посмотрел куда-то за дверь и договорил: – Илюша. Лизавета. А некоторые-то вовсе утонули! Или другая какая беда случилась. И всё это сплошь маски! И ни Илюши, ни Лизаветы! А этот… – показал на священника, – …живой. Запнулся – значит, живой.
Обувщик расплылся в широкой улыбке – шире, чем обычная его гримаса.
Отец Павел, внимательно слушавший разговор, ничуть не смутился и сказал:
– Плывут, значит. Вы уверены?
– Да, – подтвердил Лука.
– Что ж, довольно интересно, – Павел выдержал небольшую паузу. – И давно вы видите бесов?
– Нет. Не бывает никаких бесов.
Повисло неловкое молчание, и все наконец вошли в тесную мастерскую. Священник занял свободный стул, не дожидаясь приглашения, обвел взглядом закупоренную занавесками комнату, приметил разбросанную обувь в пыли и спросил:
– Обувь чините?
– Чинил. Раньше, – Лука сел прямо на пол и забился в угол слева от окна. – Но ваши не взял бы. Кожа дорогая, не для здешних мест. Союзка вон и не помята нисколько. И мягкий кант по всему голенищу. У нас не такие сапоги, – тут он вздохнул с неизбывной печалью, уставился собеседнику прямо в глаза и произнес: – Нет, даже до болезни не взял бы.
Павел чуть привстал, натянул рясу, чтобы скрыть свою обувь.
– А вы больны? – уточнил он, вновь опустившись на сидушку.
– Видимо, болен. Работать не могу. Руки не слушаются.
– Господь помогает пережить болезни. И если вы найдете в себе силы обратиться…
– Не верю я, – резко перебил Лука. – Не хочу.