— Потому что он наглый лгун! — поспешил ответить Марк. — Он хочет уверить вас в том, что оказал гораздо большую услугу, чем это было на самом деле. Разве это не понятно?

Анн ничего не ответила.

— Вы великолепно вскрыли перед судом его слабость! Вы ведь никогда ранее не рассказывали мне о том, что он у вас в руках. Я знал лишь, что вы время от времени встречались с ним, что он приглашал вас ужинать и вы несколько раз проводили вечера в его обществе. Но я не имел понятия, что он влюблен в вас. Если бы я знал об этом…

— Если бы вы знали?..

Марк улыбнулся.

— То я поспешил бы выразить ему свое мнение. Отрицательное.

— Почему?

Вопрос этот явился для Марка полной неожиданностью.

— Почему? — повторил он, смутившись. — Я, разумеется, не позволил бы ему…

— Или вы неожиданно почувствовали, что обладаете какими–то родительскими правами на меня? Вы полагаете, что на вас лежит ответственность за мое поведение, за нравственность?

Мак–Гилл понял, что продолжение разговора на эту тему может быть чревато последствиями.

— Право, не стоит говорить об этом. Во всяком случае, с Брадлеем все покончено.

Она покачала головой.

— Я недостаточно осведомлена о полицейских порядках, но уверена, что в полиции большого внимания на мою болтовню не обратят. Вряд ли бывают судебные заседания, на которых бы обвиняемые обходились без попыток каким–нибудь способом очернить своих обвинителей. На эти заявления, как правило, не обращают внимания, и я надеюсь, что в данном случае тоже будет так.

— Вы всерьез надеетесь на это? — переспросил пораженный Марк.

— Да. Я надеюсь на это. Я была очень неблагодарна к нему, и жалею, что все это случилось…

Марк расхохотался.

— Уж не влюблены ли вы в него?

В эту минуту внесли чай, и Анн избавилась от необходимости отвечать на вопрос.

Выпив чашку чая, она взяла сумочку и пальто.