— Что вы хотите со мной сделать? — жалобно заскулил Мильбург, но не получил никакого ответа.

Линг–Чу вытащил из своей блузы страшного вида нож, и Мильбург стал кричать. Он был вне себя от ужаса, но ему предстояло пережить еще более страшные вещи. Китаец заглушил его жалобный вой. бросив ему подушку на лицо. Потом он разрезал Мильбургу платье по пояс и удалил его.

— Если вы будете кричать. — спокойно сказал он, — то подумают, что я пою: китайцы не обладают мелодичными голосами, и люди уже часто приходили сюда наверх, когда я распевал китайские песни, так как предполагали, что кто–то зовет на помощь от ужасной боли.

— Этого вы не смеете делать! — тяжело дыша, прохрипел Мильбург. — Это вопреки закону. — Он сделал последнюю попытку спасти себя. — За это преступление вы попадете в тюрьму!

— Это меня весьма радует, — сказал Линг–Чу, — вся жизнь — тюрьма. Но вам наденут петлю на шею и вздернут на виселицу.

Он снял подушку со смертельно–бледного лица Мильбурга, так что тот мог видеть все движения китайца. Линг–Чу с большим удовлетворением осматривал свою работу.

Потом он подошел к маленькому стенному шкафчику и вынул оттуда маленькую коричневую бутылочку, которую он поставил рядом с кроватью. Он сам сел на кровать и стал разговаривать со своим пленником. Он плавно говорил по–английски, хотя делал от времени до времени маленькую паузу в поисках нехватающего слова. Иногда он употреблял выспренние н высокопарные слова. Иногда он становился немного педантичным. Он говорил медленно, с ударением на каждом слове.

— Вы не знаете китайцев. Вы не были в Китае и не жили там? Если я спрашиваю вас, жили ли вы там, я не хочу сказать, что вы несколько недель провели в одном из портовых городов, в хорошей гостинице. Ваш мистер Лайн поступил так, и он, понятно, ничего не имел от своего пребывания в Китае.

— Я ничего не знаю про мистера Лайна, — прервал его Мильбург, который почувствовал, что Линг–Чу каким–то образом ставил его в связь с дурным поведением этого человека.

— Хорошо, — сказал Линг–Чу и хлопнул себя плоским лезвием ножа по руке.

— Если бы вы жили в Китае, — я хочу сказать в настоящем Китае, — тогда бы вы, быть может, имели понятие о нашем народе и о наших особенностях. Общеизвестно, что китайцы не боятся ни смерти, ни боли, это, понятно, немного преувеличено, потому что я знал многих преступников, которые боялись и того, и другого.

На секунду его тонкие губы скривились в улыбку, как Будто он с удовольствием вспоминал об этих ужасных сценах. Но потом он снова сделался серьезным.

— С точки зрения европейца, мы все еще очень необразованны, но, по нашему собственному мнению, мы обладаем старой культурой, которая стоит гораздо выше культуры запада. Это я собираюсь втолковать вам.