– Хорошо. Сейчас кого-нибудь пришлю, – сказал он. – И сам подъеду, как только смогу вырваться.

– Спасибо, – с облегчением отозвалась она. – Мне пора к сыну. Доброй ночи, Бобби.

Он никогда бы не подумал, что звук его имени может быть настолько приятен.

– Доброй ночи, Кейт. – Он повесил трубку.

Свободного помощника у шерифа не было, но он все равно приказал диспетчеру изыскать какую-нибудь возможность. Шериф испытывал первобытное, необъяснимое желание защитить эту женщину. Обеспечить безопасность Кейт Риз и ее сынишки.

Ему казалось, это спасет мир.

Выходя из кабинета, шериф отметил, что народу в управлении прибавилось. Драки и дорожные аварии не прекращались, вспыхивали конфликты между соседями. Эпидемия гриппа ширилась. У всех задержанных был жар. Госпитализировать их не представлялось возможным – свободных коек в стационарах не осталось.

Шериф прошел мимо обезьянников, прикидывая дневной объем работы. Дебоширы зажимали полученные в драках раны. Двое-трое водителей, остановленных за превышение скорости, были задержаны за отказ выйти из машины и предъявить права. Кого-то забрали за нарушение правил дорожного движения. Кого-то – за побег с места ДТП. В спину шерифу неслась брань. Людская злоба действовала на нервы. Но ничто не могло сравниться с той картиной, которую он увидел в последней клетке.

В той, где сидела миссис Хендерсон.

Милейшая старушка. Кто бы мог подумать, что не далее как вчера вечером она всадила нож в шею своего супруга. В данный момент от обвинения в предумышленном убийстве ее спасал только муж, который изо всех цеплялся за жизнь в реанимации.

Подняв глаза на шерифа, миссис Хендерсон приветливо улыбнулась.

– Мой муж еще жив? – осведомилась она.

– Да, мэм. Он не сдается, – ответил шериф.

– Это хорошо, – сказала миссис Хендерсон. – Надеюсь, он выкарабкается.

Шериф кивнул. Старушка опять улыбнулась.

– Уж очень хочется еще разок пырнуть его ножом.

С этими словами миссис Хендерсон вернулась к чтению Библии.

По опыту шериф знал, что в праздники люди нередко впадают в крайности. У одних проявляется любовь к ближнему и жертвенность, у других – жажда крови, своей или чужой. Шериф считал, что вспышка преступности – такой же неотъемлемый атрибут Рождества, как Санта-Клаус.

Но здесь было нечто другое.

Устрашающее.