с кристофером оказалось лучше.

сперва оН даже не понял, так давно это произошло. но через несколько мгновений все стало ясно. оН снова почувствовал запах. то было не воспоминание о запахе. а истинный запах. сосновой хвои, свежей и влажной, как секс. десятки лет оН не чувствовал себЯ настолько живым. пока не появился дэвид олсон. дэвид мог егО отсюда вызволить. но оН оступился – и дэвид ускользнул у негО между пальцев, как песок. и емУ пришлось искать другого ребенка. не на земле. а во времени. он наблюдал через стекло за реальным миром. ждал. шептал. как долго он этого ждал. десятки леТ, как дети ждут школьный автобус. и автобус наконец пришел. в этот самый день. к эТому самому мальчику.

славный человек снова обогнул поляну. мокрая трава щекотала емУ стопы. поскрипывал талый снег. как замечательно. оН миновал козий мостик. человек, спрятавший в выдолбленном бревне блудницу, кричал, а лицо его поедали олени. снова. «пожалуйста, положи этому конец!» – я виноват.

оН удалился из леса.

оБвел взглядом пейзаж, озаренный голубой луной. по скользкому лугу вышел на дорогу, которуЮ построил, чтобы сжечь ее. дорога, подобно прогретым над очагом чулочкам, согревала еГо озябшие стопы. из кустов с криками вынырнул человек в девичьей скаутской форме. парочка бросила целоваться и сквозь безумие в глазах даже успела на нЕго взглянуть.

– сожалеем, мы виноваты!

оН шептал им в уши. они забывали. и лишь продолжали заводить друг с другом тайные романы. чувствуя боль, причиненную каждым поцелуем умирающим супругам. как тот мужчина, который открывает полиции дверь и узнает об убийстве сына. десять минут беспокойства. десять минут отчаяния. тридцать секунд восторга с появлением на свет ребенка. затем – десять минут беспокойства. десять минут отчаяния. до бескОнечности. по еГо расчетам, убивший того ребенка человек сейчас уже один миллион триста четырнадцать тысяч раз испытал боль, которую причинил родителям. люди считали, что в конце концов привыкнут к вечности. неужели не понятно, что нельзя привыкнуть к тому, чего не испытывал? ответ, конечно же, – нет. но оН полагал, что уж теперь кто-нибудь да уразумеет, как все устроено.

здесь каждый день был первым.

вскоре так же будет и на земле.

оН взглянул на выстроившихся по обеим сторонам дороги человеков-почтарей. они ждали своей очереди в вечность. и не знали, что увидят, когда, наконец, расстегнутся у них на веках застежки-молнии. то ли верхушку облака. то ли это место. до бескОнечности.

и тут оН заметил

ее.

она ползла по газону. отчаянно пыталась вернуться в стоявший на углу дом дэвида. причем уже начала исцеляться. она всегда умела исцеляться. и всегда исцелялась. оН мог довести ее до безумия. из всех ее слов оН мог сделать пугающие крики. оН мог запросто взять и превратить все ее материнские порывы и возгласы «убегайте. он зло. не надо ему помогать». в шипение, кошмары и неистовство, которые приводили в ужас тех самых детей, которых она пыталась спасти. оН мог обратить всю ее доброту в террор с такой же легкостью, с которой емУ удавалось превращать человеческую любовь в народные войны. неважно, сколько раз оН вонзал в нее нож. сколько раз оН в нее стрелял.