– Пап? – окликнул Кристофер.

Он подался вперед и взял отца за руку. Ему запомнились похороны. Прощание с телом. Помещение с пепельницами. Он чмокнул отцовский лоб. Такой безжизненный. Не наэлектризованный. Холодная рука.

Но сейчас рука оказалась теплой.

– Папа, это взаправду ты? – усомнился Кристофер.

Отец дернулся. Застонал через шов на губах. Кристофер почувствовал, как ему жжет уши предостережение славного человека.

Я распорол пряжу на губах одной маленькой девочки и ее сестры.

Они чуть не сожрали меня живьем.

Кристофер полез в карман – поискать, чем бы разрезать шов. Под руку попалось что-то твердое и зазубренное.

Шептуньин ключ.

Привстав на цыпочки, он поднес ключ к отцовскому рту. Перепилил суровую нить, соединявшую губы отца. Отец пошевелил челюстью, которая онемела и затекла от старых стежков.

– Кристофер, – слабо заговорил он. – Ты ли это?

– Я, папа, – ответил Кристофер.

– Ты живой?

– Да.

Мужчина заплакал.

– Я все время вижу твою тысячекратную смерть, – всхлипнул он. – Ты раз за разом тонешь в ванне.

– Нет, пап. Это был не я.

Отец ненадолго задумался. Наморщил лоб и наконец нашел нужное воспоминание.