Здесь не было ночных шорохов и шепотов, не прятались по углам шевелящиеся тени, не было острых, как игла, приступов животного ужаса. Только бесконечная, неподвижная, тупая тоска и тревога. Только сны, с каждой ночью все более яркие и страшные. Только воспоминания. Они были не внутри него, они были вокруг. Он сидел в крохотной закрытой комнатке, а призраки и чудовища налегали на дверь, и она трещала под их ударами. Щель становилась все шире, воспоминания просачивались через нее по одному.

«Я все знаю!» — сказала Светлана, глядя на него в упор.

«Олег Михайлович, можно я съезжу на пару дней к маме? Забор повалился, помочь некому — я у нее один», — моргая круглыми голубыми глазами, простодушно, по-детски спросил Максим Вавилов.

«Олежка, когда ты спишь, то похож на маленького мальчика. И сопишь, как медвежонок», — Людмила-Кошмарик слегка коснулась пальцами его щеки.

«Скорей бы ты развелся. Мне так хочется поскорее стать твоей женой, родить маленькую девочку. Я бы назвала ее Светланой, Светочкой», — мечтала, положив голову ему на плечо, Наташа Гончарова…

Он начал забывать. Но не прошлое — не то, что хотел забыть. Он забывал выключить свет, закрыть дверь, застегнуть пуговицы. Шел из комнаты на кухню — и забывал зачем. Из реальности выпадали куски, словно он был сильно пьян. Явь с каждым днем становилась все более призрачной, как зеркальные глубины, а прошлое — все более реальным. Оно было рядом.

Он гнал привидения прочь, пытаясь думать о повседневном, обыденном. Смотрел телевизор, все подряд: новости и сериалы, спорт и «Спокойной ночи, малыши». Телевизор был старенький, без пульта. Включив что-то, Олег сидел на диване и оцепенело смотрел на экран, не в силах заставить себя встать и переключить на что-то поинтереснее. Впрочем, ему было безразлично, что смотреть. Просто мельтешащие по экрану, болтающие без умолку фигурки хоть ненадолго, но все же отпугивали тени.

Но и обыденное стало страшным, потому что любые мысли сводились к одному-единственному вопросу: что дальше? Можно дождаться Илону, забрать дочь, уехать в Швейцарию. Но Олег знал: куда бы он ни уехал, где бы ни спрятался, прошлое его не отпустит. Прошлое перестало быть абстракцией. Оно стало существом. Сложным организмом наподобие… муравьиной семьи?

Господи, нет! Каждый муравей, каждое воспоминание в одиночку не могло причинить ему вреда. Но собравшись вместе, они, как те муравьи, что сожрали Серого, готовы были уничтожить его, Олега.

Лежа без сна в постели и глядя, как светлеет за незашторенными окнами небо, он внезапно понял, что Сиверцев, который убил Сергея и Генку, который писал идиотские письма и собирался убить его самого, не виноват. Вернее, виноват не Сиверцев. Потому что это именно Прошлое заставило Сиверцева отомстить. Через столько лет, когда количество содеянного наконец плавно перешло в качество.