― Мишель совсем его не любила. Имел ли он на нее зуб? Имел.

― Кто?

― Нельсон, директор. Он притеснял ее. Я ездила туда однажды.

― Что случилось?

― Он ударил ее, ― сказала Фиона.

― Нельсон ударил Мишель?

Том воспитывался во времена, когда учителя регулярно били учеников тапочками, тряпками для доски и даже книгами в твердом переплете, но Мишель была ребенком, рожденным в поздние восьмидесятые, такого рода вещи уже к тому времени прекратились.

Фиона кивнула.

― Дал ей пощечину. Я даже не помню, почему, было ли это за что-то или просто так. Я пошла прямиком к нему, чтобы разобраться, в чем дело. Я угрожала заявить на него, он не стал сразу же извиняться: сказал, что его спровоцировали, но признал, что не должен был делать этого, а затем извинился.

Она думала, что вопрос был разрешен к ее удовольствию.

Том достаточно хорошо знал Нельсона, и такое поведение было для него не характерно, что означало, что Мишель каким-то образом удалось довести директора до той степени, когда он совершил нечто, что могло стоить ему всей карьеры.

Фиона взяла пустую чашку у Тома и исчезла с ней на кухне. Пока ее не было, Том заметил лист бумаги в линейку на обеденном столе поблизости. Он был сложен вдвое, но мужчина все же смог различить слово, которое было написано поверх записки ручкой: «Фионе».

С кухни доносились звуки звенящей посуды и работающего крана.

Том сделал шаг по направлению к столу, оглянулся на дверь и, когда никто оттуда не вышел, приподнял верхнюю часть записки пальцем, чтобы иметь возможность прочитать слова, которые были торопливо нацарапаны на другой стороне: «Мне очень, очень жаль, но я больше не могу здесь оставаться. Пожалуйста, прости меня. Д».

Том вспомнил отчима, которого он видел на кадрах пресс-конференции. Затем он услышал шаги по линолеуму и сразу же убрал палец от записки, которая, повинуясь, закрылась, затем сделал шаг назад и улыбнулся, когда Фиона вновь вошла в комнату.

― Если есть что-то еще, что я могу сделать… ― предложил он.

Она проводила его к входной двери.

― Отчим Мишель сегодня на работе? ― спросил он обычным тоном, как Том надеялся.