Именно поэтому чуть позже Генка рассказал зэку всё, что знал о ПБО, он понимал своё неприглядное идиотство в его глазах, но находил там удивлённое одобрение, когда что-то непонятное Петру связывалось с конкретными событиями, объясняя их.
Рация в кабине машинистов не работала, зато там нашлись тёплые, пахнущие солярой фуфайки. Маруся, переодевшись, давно спала на самодельном топчане. Молчун сидел на полу у неё в ногах, приоткрыв дверь из кабины, курил, бросая окурки во внутренности экскаватора, напоминающие маленький завод. Пахучая фуфайка согревала тело… Он рассказывал Петру откуда взялось ПБО, почему ожили его мёртвые дружки и как получилось, что вертолёт гонялся за ними, ответил на вопрос о гранатах. Уставая смотреть на расположившегося в кресле машиниста зэка снизу вверх, разглядывал за разговором приборы управления: лампочки, рычажки на панели, длинные чёрные рычаги с набалдашниками, напоминающими автомобильный переключатель скоростей, попутно любовался зарницей. Заходящее солнце, повиснув под бесконечно длинной стрелой экскаватора, падало за ковш, окрашивая блестящим пурпуром витражи кабины.
Пётр, в свою очередь, время от времени, щёлкал рычажками, напряжённо уходил в себя, стараясь одновременно слушать, словно вспоминал что-то полузабытое. Он, оказалось, двенадцать лет назад несколько месяцев проработал на экскаваторе, на обычном – маленьком и менее комфортабельном. Молчун остановился, не зная как закончить, а Пахан нашёл-таки, где включаются прожектора. Щёлкнул, уплотняющаяся темнота вокруг экскаватора осветилась неестественно ярким накалом. Чётко, до царапин на зубах, выпрыгнул из темноты ковш. В вычерпанной ямке стало можно рассмотреть каждый слюдяной камушек. Ёмко и конкретно Пётр закончил за него:
– Так и думал, что начальник ваш ссучился. Все они козлы, блин. Нам фуфло толкали про шахты, нах. Я свой гнойник там сковырнул. Радиация, на. Мы горбатили по отходам опрежь станции. Года три назад. Думал – сифилёк. Что же раньше на шухер не сел, на? Жопой ставил – сифилис… Здорово скопытили вертушку? Так им. Слышь, может сботаешь своему корефану из комитета слово за меня? Помогал же… Дожить по чистому хочется. Я и маляву могу скатать про отходы… Сечёшь?
– Посмотрим, – Генка устало кивнул. Жутко хотелось спать. Он выговорился и как-то опустел. Болели ладони и ноги, тяжёлая голова же на этот раз смилостивилась, лишь слегка гудело в ушах. Зэка прав. Лёха Егоров охотно с ним бы пообщался. Но это после. Надо спать. Но это значило бы довериться до конца. Не хотелось отдавать автомат зэку, оставляя того на хм… шухере. Ну не лежала душа отказаться от оружия. Будить Марусю? Умаялась, пусть отдыхает. В конце концов – куда он денется? Сам дал Генке козырь – «корефана из комитета».