— Никакой чуши. Вы узнали что-то, от чего почувствовали боль, и не хотите сейчас погружаться в нее вновь.

— Именно так. Совершенно верно.

Опять пауза.

— Только один момент, Хелена. Если Нолан был вовлечен в нечто такое, что еще продолжается, и у вас есть возможность…

— Конечно это продолжается! Весь мир смердит, тонет в дерьме, он полон… таких вещей. Но я не могу отвечать за каждую… Не бросайте…

Послышался шепот и стих — видимо, она прикрыла трубку рукой.

— Мой бывший супруг услышал, как я ору, и подошел убедиться, что все в порядке. — Она сделала глубокий вдох. — Мне искренне жаль, доктор. Смерть Нолана сама по себе вещь ужасная, однако узнать, что он был… Простите, это выше моих сил. Спасибо за звонок, но нет. Ничего, я справлюсь… Здесь такая природа, попытаюсь прижиться… Еще раз извините за нервный срыв, доктор, и постарайтесь понять меня.

На протяжении минуты она в третий раз просила прощения.

— Само собой, Хелена. Вам не о чем сожалеть. Даже если Нолан и впал опять в какую-то крайность…

— Я не назвала бы это крайностью, — неожиданно яростно отозвалась Хелена. — Мерзость — да, но не крайность. Но парни вечно клюют на это, разве не так?

— Вечно?

— Наверное. Древнейшая профессия, так?

— Вы имеете в виду проституцию?

Тишина.

— Как? — переспросила она. — А вы что имеете в виду?

— Я сказал, что Нолан мог впасть в очередную политическую крайность, Хелена.

— Если бы. К такому я давно привыкла. — Она невесело засмеялась. — А читать мысли вы все-таки не можете, доктор… Политика. Хорошо бы так, но нет, я говорила о старом добром распутстве, которым, оказывается, был одержим мой добропорядочный братец-полисмен. — Снова смех в трубке — громче, громче, голос — на грани истерики. — Мне плевать на политические пристрастия Нолана. Он вечно метался от одного полюса к другому, подумаешь! По правде говоря, мне сейчас наплевать вообще на все, что он делал. Доктор, я так зла на него! — Голос ее внезапно сел. — Дико, безумно зла! Что он сделал! Господи, что он делал!