…На следующий день Артем сидел в комнате для свиданий СИЗО. Напротив него сидел Александр Андреевич.
— Как ты? — спросил отец.
— Могло быть лучше, — ответил сын.
— Я говорил с гособвинителем, — сообщил отец. — В принципе, человек вменяемый. Можно решить. Ты уже показания давал?
— Да.
— Что написал?
— Правду.
Отец покачал головой:
— Артем, давай серьезно. Я думаю, у нас всех сейчас одна задача — сделать так, чтобы ты остался на свободе. Согласен?
Артем кивнул.
— У них есть свидетели, которые видели, как ты предлагал пациенту прыгнуть с крыши. Статья «Доведение до самоубийства» не самая тяжелая, можно отделаться условным сроком.
— Да, мне уже говорили, — кивнул Артем. — Надо только все чистосердечно признать.
— Вот именно! — кивнул Александр Андреевич. — И объяснить, что у тебя не было злого умысла. Я тебя, по возможности, постараюсь поддержать. Наша позиция: это профессиональная ошибка. Звучит не очень приятно, зато избавляет от обвинений в злом умысле. После первого заседания гособвинитель ходатайствует об изменении меры пресечения, выйдешь под домашний арест. А потом получишь два года условно, и гуляй.
— Пап, ты тоже думаешь, что это я его довел? — спросил Артем.
— Я думаю, что тебе надо подписать признание, — ответил Александр Андреевич. — Не ради меня или себя. Ради Даши.
Помедлив, Артем кивнул.
…И вот началось заседание суда. Была продемонстрирована запись камеры наблюдения, на которой было хорошо видно, как Артем подталкивает Леонида к краю крыши. На это обстоятельство в первую очередь обратил внимание гособвинитель в ходе своего выступления.
— Сложно представить, чем руководствовался подсудимый, — сказал он в своей речи. — Возможно, личной неприязнью к своему клиенту, который, в отличие от психотерапевта с сомнительной репутацией, достиг в этой жизни всего, чего хотел. Думаю, запись исчерпывающе доказывает вину подсудимого. К сожалению, камера не пишет звук, но и без этого понятно, что инициатива выйти на крышу и подойти к краю принадлежала совсем не погибшему.
Когда прокурор закончил свою речь, Артем спросил:
— А где запись падения?