За минувшие годы мне случалось слышать об Аннабел, ее имя упоминалось в связи с разными школами-пансионами в Швейцарии, Франции и Риме, хотя сама она оставалась невидима, насколько это возможно в мире, почти полностью живущем в онлайн-режиме: ее фотография на фоне нависающих арок «Элм Холлоу» не меняется. Сейчас я представляю ее себе такой же, какой она была всегда; иногда задаюсь вопросом, постарела ли она, как я. Чувствует ли себя постаревшей, как я.

Слежу я и за подругами, хотя они прокляли бы меня за это. Обе взяли себе не особенно подходящие псевдонимы. Алекс теперь адвокат, Грейс – писатель, вполне узнаваемые, они выкладывают иногда фотографии в интернете, глаза у них совершенно не изменились. Ни одна, ни другая ни разу не позвонила и не написала, хотя мне кажется, что и они поглядывают за мной – издалека. Вопрос, ощущают ли они то же, что я, стеснение в груди, когда видят мое лицо; ту же тоску по тому, кем бы мы могли стать или что сделать.

Сейчас, находясь в башне, я думаю о них, подметая полы, стирая пыль с циферблатов часов, убирая тошнотворно-приторные следы распада. Я разжигаю камин, смотрю, как бешено мечутся внутри него пауки, наверху лениво хлопают крыльями летучие мыши, зубастые, с мохнатыми щеками, вижу едва заметную улыбку Робин. Я сгоняю голубя с ручки кресла и сажусь в него с закрытыми глазами, представляя себе всех их здесь.

Завтра я выберу свою четверку, четверых из тех, что пришли после нас. Я сделаю это ради нее – ради Робин – и во имя всех, кто был до нас.

И я расскажу им обо всем, что знаю, что знали все мои предшественники, – о власти разгневанных женщинах, о судьбах, нам предначертанных, о фуриях, что живут внутри нас. Я дам им расправить крылья и впиться когтями в глаза тех, кто смотрит на них; научу их разжигать праведный огонь и очищать мир с помощью знания. Я научу их красоте, отмщению, безумию, смерти, и пусть они сожгут все это и начнут сначала, чем больше, тем лучше. Ибо они избавятся от страха, станут смелыми, как того хотела для меня Аннабел. Как того хотела она для всех нас четверых, пусть мы больше и не вместе; нити судьбы все еще вьются.

«Что бы ни случилось, – сказала Робин в тот последний вечер, когда звенел прохладный воздух и мы танцевали, одетые в белое, – что бы ни случилось, мы всегда будем вместе». Шрам на ладони у меня горит, я смотрю с башни вниз, вижу, как на качелях качается тень. «И когда наступит конец света, мы будем здесь», – заключила она тогда, и мы продолжали танцевать. И я улыбаюсь, понимая теперь, что она была права.