«Аквариум», – мелькнуло в голове у Татьяны Лариной.
Потом с края бокса появилась рука и опустила голову вульгарной соседки ниже уровня воды, доведя ту почти до удушья, затем рука исчезла, и девушка вновь могла глотнуть воздуха. Такое повторилось несколько раз.
И Татьяне Лариной захотелось всё прекратить. Немедленно. Этого она и потребовала. Громко и ясно. В ответ опять появилась рука, прижавшая голову соседки почти ко дну аквариума. Отпустили её лишь в самый последний момент. И глотнув воздуха, та впервые попыталась кричать. Правда, сначала – браниться, но ничего особо членораздельного у неё не вышло, лишь брызги в разные стороны, её продолжали макать, и часть своих претензий она высказывала уже под водой.
И тогда ещё только лёгкий приступ тревоги совсем тихонько колыхнулся внутри Татьяны Лариной.
– Вы чего творите? – заявила она. – Всё, хватит.
И тут же добавила:
– Я хочу всё прекратить. Немедленно. Хватит! Сейчас же.
И почувствовала, что и в её бокс начала поступать вода.
– Хватит!
И поняла, что вода теперь прибывает в оба бокса, хотя в соседнем её и так было под завязку.
«Что происходит?» – вдруг беспомощно подумала она, впервые оценив своё положение с несколько иной точки зрения. И сразу всё начало меняться. Словно через запертые двери попыталось вломиться
– Ну хватит, прошу тебя, – позвала она того, кто привёз её сюда.
Этого не может быть! Он ведь совсем… другой. Он ведь… Мы же с ним так говорили. Он… это невозможно!
– Нет! Не надо! Прошу тебя, – закричала Татьяна Ларина, обращаясь только к тому, кто привёз её сюда.
Вода продолжала поступать. Хотя её вульгарной соседке уже некуда было запрокидывать голову для спасительного глотка. И с ней, с Татьяной Лариной, продолжали половой акт. Вернее, её продолжали насиловать.
Она ещё успеет попытаться осознать, как это с ней могло такое случиться. Но сейчас ей больше всего хотелось жить! И она будет бороться за жизнь до последнего вздоха. Пытаться вырваться и бить по стенкам этого аквариума, в который поступала вода.
И всё ещё взывать к тому, кто привёз её сюда. Обещать ему прощение. Обещать ему молчание и возможность делать с ней всё, что он захочет, всегда, по первому требованию, потому что больше всего сейчас она, Татьяна Ларина, хочет жить.
Она ещё успеет увидеть, как побегут в воде струйки краски – от туши, размазанной под глазами вульгарной соседки. И как застынут, словно остекленев, эти глаза, вместе с последними пузырьками воздуха, которые выйдут из её чуть приоткрытых губ. Выражения страха в глазах не останется, лишь какая-то странная дремучая озадаченность станет печатью отсутствия, как у куклы, которую сделал не самый искусный мастер. Что произойдёт с ней самой, она не узнает. Зато увидят многие другие. Потому что её телефон продолжал снимать.