– Что в имени тебе моём…

– Не только фамилию Протасов, но и отчество, – Сухов всё не унимался. – Имя матери, которая, возможно, убила собственного мужа. А может, это был сын, защищая мать? Или кого-то из сестёр? А, Игорь Марленович, как?

– Убирайтесь, – процедил Игорь Рутберг.

– А покопался не я. Нет, – признался Сухов. – Для этого был нужен более эксцентричный ум, как вы выразились. Покопался Форель. И про Мадам свою тоже всё понял эксцентричный Форель. Что вы ему ввели? Чтоб писатель не смог выразить элементарные вещи?

– Вон.

– Что происходит, Игорь?! – сказала Ванга.

– Вон, оба! И без ордера больше не являйтесь. Если сможете достать.

– Ольга Орлова ведь приехала сюда не за помощью, да? Она тоже догадалась, верно?

– Если найдётся прокурор, который вам его выпишет.

– Я полагаю, её жизни угрожает опасность. И вот ещё вопрос: на чём вы прокололись – случайные совпадения или перестали видеть края?!

– У вас будут очень большие проблемы, Сухов. Сам напросился. А теперь убирайтесь отсюда.

– Младшая сестра, которая очень давно, совсем девчонкой порвала со своей семьёй. Это произошло в тот год, когда умерла Марлен Рутберг?

– Пошёл ты, сука…

Ванга увидела, что через лицо Игоря как будто прошло пятно темноты, видоизменив, почти трансформировав его в лицо незнакомца.

«Эмоция, – подумала Ванга. – Какая-то чудовищная, но всё ещё эмоция. И это всё ещё можешь быть не ты».

А Сухов увидел кое-что другое. И понял, что не ошибся. И провоцировать хозяина дома больше не имеет смысла. В тот момент, когда им указали на дверь, он успел это увидеть. Нижний подвальный этаж, окошко. Глухое окно, до которого ещё надо было дотянуться. И тому, кто сейчас сумел сделать это, понадобилось неимоверное количество сил. И лицо его было искажено такой же неимоверной мукой, как на пробковой панели, где Эдвард Мунк поведал миру о том моменте, когда зарождающийся вопль становится криком, выброшенным в ультимативную пустоту. Но там, за этой гранью, по ту сторону боли и отчаяния, которых Сухову было уже не спутать, и могла родиться надежда. В доме находится кто-то ещё, о ком хозяину не известно. И Сухов вцепился клещами в эту надежду, вспомнив странные слова Ванги про «Доместос» и странное имя Дюба. И Игорь Рутберг мгновенно понял это, увидел в отсвете Суховских глаз. Он успел прореагировать, сделал шаг назад, когда Сухов надвинулся на него и сказал:

– Где моя дочь, ублюдок?

(Тебе придётся сделать так, чтобы здесь стало темно, – он указал ей на сердце. – А потом придётся научиться там видеть.)