Светлый фон
отхаркивал

В этих словах было что-то знакомое, что-то очень знакомое…

Потом Луис понял, что именно, и скривился, как будто съел лимон. Точно так же Рэйчел говорила: Прости, что я была такой стервой, – когда этой самой стервозностью добивалась, чего хотела. Сама она этого не замечала, но Луис замечал. И сейчас он слышал тот же голос – лишенный живости и мягкости Рэйчел, но все равно тот же голос. Прости, что я был такой сволочью, Луис.

Прости, что я была такой стервой Прости, что я был такой сволочью, Луис.

Старик вернул себе дочь и внучку; они сбежали из дома в Мэне, сбежали к папочке. Благодаря «Дельте» и «Юнайтед эйрлайнз» они возвращаются туда, где, с точки зрения Ирвина Гольдмана, им и положено быть. Теперь можно позволить себе проявить великодушие. Как это виделось Ирвину Гольдману, он победил. Так что, Луис, забудем, как я избивал тебя у гроба твоего сына, как я пинал тебя ногами, когда ты лежал на полу, как я опрокинул гроб, и он приоткрылся, и ты в последний раз мельком увидел – или подумал, что видишь – руку своего ребенка. Давай все забудем. Кто старое помянет, тому глаз вон.

Так что, Луис, забудем, как я избивал тебя у гроба твоего сына, как я пинал тебя ногами, когда ты лежал на полу, как я опрокинул гроб, и он приоткрылся, и ты в последний раз мельком увидел – или подумал, что видишь – руку своего ребенка. Давай все забудем. Кто старое помянет, тому глаз вон.

Вот старый козел. Как бы жутко это ни звучало, но я прямо сейчас пожелал бы тебе умереть на месте, если бы это не помешало моим планам.

Вот старый козел. Как бы жутко это ни звучало, но я прямо сейчас пожелал бы тебе умереть на месте, если бы это не помешало моим планам.

– Все в порядке, мистер Гольдман, – сказал он ровным голосом. – Это был… очень тяжелый день для всех нас.

– Нет, все не в порядке, – возразил Гольдман с нажимом, и Луис понял (хотя ему очень этого не хотелось), что тесть не просто налаживает «дипломатические отношения», что он извиняется за свое отвратительное поведение вовсе не потому, что добился желаемого. Старик чуть не плакал, его голос дрожал по-настоящему. – Это был ужасный день для всех нас. Из-за меня. Из-за старого упрямого осла. Я сделал больно собственной дочери, когда она так нуждалась в моей помощи и поддержке… Я сделал больно тебе, Луис, хотя ты, может быть, тоже нуждался в моей помощи и поддержке. И то, что ты сделал потом… после всего, что сделал я… я себя чувствую просто ничтожеством. Наверное, именно так я и должен себя чувствовать.

не в порядке ужасный я должен

Пусть он замолчит, пусть замолчит прямо сейчас, пока я не начал на него орать и не испортил все дело.