Наверное, со стороны я отлично смотрюсь, подумал Луис не без мрачного веселья. Держась за ветку левой рукой, он вытер правую о пиджак, потом поменял руки и вытер левую.

Он еще пару секунд постоял на ограде и сдвинул руки вперед по ветке. Теперь она стала тоньше, и держаться было удобнее. Он качнулся вперед, как Тарзан, и оторвал ноги от наконечников на вершине ограды. Ветка опасно качнулась, и Луис услышал треск. Он разжал пальцы и полетел вниз, надеясь, что с приземлением ему повезет.

Но приземлился он неудачно. Ударился коленом о каменное надгробие, и боль пронзила ногу до бедра. Луис перекатился на траву, держась за колено и стиснув зубы. Оставалось только надеяться, что он не разбил коленную чашечку. Наконец боль немного утихла, и Луис обнаружил, что нога сгибается. Все должно быть нормально. Если он будет двигаться и не даст суставу окостенеть, все должно быть нормально. Наверное.

Он поднялся и пошел вдоль ограды обратно к Мейсон-стрит и своим инструментам. Поначалу идти было больно, и он хромал, но боль постепенно утихла. В аптечке в машине был аспирин. Надо было взять его с собой. Но теперь уже поздно. Он следил за движением на улице, и когда там показалась машина, отступил в глубь кладбища.

На Мейсон-стрит, где машин и прохожих могло быть больше, чем в прилегающих переулках, он старался держаться подальше от ограды, пока не подошел к месту точно напротив «сивика». Уже собирался нырнуть в кусты и забрать свой сверток, как вдруг услышал шаги на дорожке с той стороны. Шаги и тихий женский смех. Присев на корточки за высоким надгробием – согнутое колено тут же отозвалось болью, – он следил за парой, которая шла по дальней стороне улицы. Они шли в обнимку, и что-то в их передвижении от одного пятна белого света к другому напомнило Луису старое телешоу. Да, точно! «Шоу Джимми Дюранте». Интересно, что они сделают, если он сейчас выпрямится в полный рост – дрожащая тень в этом тихом городе мертвых – и выкрикнет зычным голосом: «Доброй ночи, миссис Калабаш, где бы вы ни были!»

Они остановились в круге света в двух шагах от его машины и обнялись. Наблюдая за ними, Луис испытывал что-то похожее на гадливое изумление вкупе с ненавистью к себе. Вот он сидит, скрючившись, за могильной плитой, как какая-то нечисть из дешевого комикса, и подглядывает за влюбленными. Неужели так просто переступить эту черту? – подумал он, и эта мысль тоже показалась ему знакомой. Неужели она так тонка, что ее можно переступить запросто, без хлопот и заморочек? Влезать на деревья, перебираться по веткам, спрыгивать на кладбища, подглядывать за влюбленными… рыть ямы? Так просто? Это и есть сумасшествие? Восемь лет я учился, чтобы стать врачом, а потом в одночасье сделался осквернителем могил – упырем, как сказали бы некоторые.