Луис перешел дорогу, прижимая к груди инструменты, завернутые в брезент, еще раз огляделся по сторонам и просунул сверток сквозь прутья ограды. Сверток упал на землю с другой стороны, тихо звякнув. Луис отряхнул руки и пошел прочь. Место он запомнил. Даже если память его подведет, ему надо будет всего лишь пройти вдоль ограды с внутренней стороны, пока он не окажется прямо напротив своего «сивика» и не наткнется на сверток.

Но не заперты ли ворота в такой поздний час?

Он прошелся по Мейсон-стрит до знака «СТОП», ветер гнался за ним и хватал за пятки. На дороге плясали тени, сплетаясь друг с другом.

Он свернул за угол на Плезант-стрит, продолжая идти вдоль ограды. Впереди показался свет фар, и Луис не спеша шагнул в сторону, спрятавшись за стволом вяза. Это была не полицейская машина, а просто какой-то фургон, ехавший в сторону Хаммонд-стрит, видимо, к съезду на автостраду. Когда машина скрылась из виду, он пошел дальше.

Конечно, не заперты. Должны быть не заперты.

Он подошел к кованым воротам, чьи очертания напоминали готический собор, изящный и тонкий в пляшущих тенях этой ветреной ночи. Протянул руку и толкнул створку ворот.

Все-таки заперто.

Ты придурок, разумеется, заперто – неужели ты думал, что после одиннадцати вечера кто-то оставит открытым кладбище в черте города? Таких доверчивых идиотов еще поискать, друг мой. И что ты теперь будешь делать?

Теперь ему придется лезть через забор и надеяться, что никто не оторвется от «Вечернего шоу Джонни Карсона» и не выглянет в окно, пока он будет карабкаться на ограду, словно самый старый и неуклюжий мальчишка в мире.

Алло, полиция? Я только что видел, как самый старый и неуклюжий мальчишка в мире лезет через ограду на кладбище. Похоже, ему туда очень надо. Прямо-таки до смерти надо. Нет, я не шучу. Какие тут шутки?! Наверное, вам стоит приехать и разъяснить это дело.

Луис прошелся по Плезант-стрит до следующего перекрестка и свернул направо, продолжая шагать вдоль высокой кованой ограды. Ветер остудил и высушил пот у него на висках и на лбу. Его тень то удлинялась, то уменьшалась в свете уличных фонарей. На ходу он то и дело поглядывал на ограду, а потом остановился и заставил себя посмотреть на нее по-настоящему.