– Это сильнее всего напугало Дори, – наконец сказал Ирвин. – Она много чего говорила, пока ее не… пока она не начала рыдать так сильно, что мы уже ничего не могли разобрать. Дори сама чуть было не… ну, ты понимаешь.
– Что она говорила?
– Что Оз, Великий и Ужасный, убил ее маму. Только она сказала не так. Она сказала… она сказала «Великий и Узясный», как говорила наша другая дочь. Наша дочь Зельда. Луис, я хотел бы задать этот вопрос Рэйчел, но раз ее нет, то спрошу у тебя: что вы с Рэйчел рассказывали Эйлин о Зельде и о том, как она умерла?
Луис закрыл глаза. Пол под ногами легонько покачивался, а голос Ирвина долетал словно сквозь плотный туман.
– Луис, ты слушаешь?
– С ней все будет в порядке? – спросил Луис, и его собственный голос тоже звучал будто издалека. – С Элли все будет в порядке? Что говорят врачи?
– Отсроченный шок после похорон, – сказал Гольдман. – Приехал мой личный врач. Лэтроп. Хороший человек. Сказал, что у нее жар и что когда она проснется, может вообще ничего не помнить. Но мне кажется, Рэйчел надо вернуться. Луис, мне страшно. Мне кажется, тебе тоже надо приехать.
Луис ничего не ответил. Бог приглядит и за малой птахой; так сказал король Яков. Однако Луис не был Богом, и его взгляд был прикован к грязным следам на полу.
– Луис, Гейдж мертв, – сказал Гольдман. – Я знаю, с этим трудно смириться… и тебе, и Рэйчел… но твоя дочь жива, и ты ей нужен.
Луис смотрел на свои руки. Смотрел на грязь под ногтями, так похожую на грязь от следов на полу.
– Хорошо, – согласился он. – Я понял. Мы постараемся приехать как можно скорее. Может быть, даже сегодня вечером. Спасибо.
– Мы сделали все, что могли, – сказал Гольдман. – Может быть, мы слишком старые, Луис. Может быть, мы всегда были такими.