Свеча высилась на просевшем животе обгоревшего трупа - светлые струйки размякшего воска затекали на бока, светло-желтые на угольно-черном. Руки мертвеца, посмертно искривленные жаром, были заведены за голову, в ладони со скрюченными пальцами было вложено по камню. Сильнее всего обгорело лицо - черный череп, весь в хлопьях пепла, пустые глазницы обращены к потолку, под щелью носа - провал распахнутого рта, окаймленный закоптившимися зубами.
Потому что, зачерпывая ладонью какую-то черную, тягучую жидкость из широкой глиняной чаши по правую руку от него, старый колдун окроплял бренные останки того, кого, вероятно, когда-то очень сильно любил. Любил так сильно, что обратил обгоревшее, изуродованное тело в часть плана отмщения, в одну слагаемую жесточайшей мести. Капли, срывавшиеся с темных скрюченных пальцев, летели по воздуху невыносимо медленно. Нехотя. Лениво. Каждый раз, когда они проходили сквозь облако тьмы над толстой свечой, то отвечало странными, похожими на электрические, вспышками. Будто отблески далекой грозы… за которой непременно следует дождь, затяжной, проливной дождь.
Капли падали на тело Максвелла, и от тех мест, где эта странная темная влага касалась сгоревшей кожи, поднимались в воздух сизые струйки дыма.
Трев вдруг понял, что мыслит сейчас предельно ясно.
Что он мог сделать, стоя здесь? Сказать этому человеку -
Да, они с Сэнди, стоя здесь, вымоченные в черном дожде, могли сделать лишь одно. И даже это одно не могло гарантировать успеха. В конце концов, они не знают, как работает магия Вуду,