Она посмотрела на него глазами, в которых бусинами собирались слезы, и ничего не сказала.

– Черт, да если иск поможет тебе удержаться в доме еще ненадолго – если он уймет банк, или что-то такое сделает – тогда ты обязана это сделать. Я хочу, чтобы ты это сделала.

Ребекка покачала головой:

– Не уймет. Уже слишком поздно. – Она положила голову на руку; Джереми все еще сжимал ее ладони. – Я не стану с тобой судиться, Джер. Ты не виноват.

Она освободила свои руки и встала. Взяла рулон бумажных полотенец и, оторвав длинный кусок, принялась вытирать лужу.

– Посмотри на это чертово безобразие, – сказала она.

Какое-то время Джереми наблюдал за ней.

– У меня есть право удержания тех домов, что мы построили, – сказал он. – Их не смогут продать, пока не заплатят нам. Как только это случится, ты получишь свои деньги.

– Эти дома никогда не достроят, Джер. Никто не захочет их покупать. Только не после того, что случилось.

Он замолчал, потому что знал, что она права. В глубине души Джереми и сам давно уже не надеялся увидеть эти деньги.

– На прошлой неделе пришел человек из банка и налепил уведомление на дверь. С ним был шериф. Можешь поверить? Шериф пришел ко мне домой. Припарковался на моей дорожке, чтобы все видели. – Ребекка остановилась. – Он был такой грубый, – сказала она тихо и потерянно. – Оба они. Сказал мне, чтобы я выметалась из собственного дома. Мои мальчики стояли рядом со мной и ревели. А ему было плевать. Он меня за человека не считал. С тем же успехом мог назвать меня белой рванью в лицо.

– Мне так жаль, Бекка.

– И он был такой маленький, – продолжила она, все еще пораженная тем, что вспоминала. – Я все думала, что, если бы Деннис был здесь, этот человек никогда бы со мной так не заговорил. Он бы не посмел!

Джереми уставился на свои руки. Большие руки, созданные для тяжелой работы. А теперь бесполезные. Ребекка сидела на полу, сдерживая слезы. Она больше не пыталась вытереть газировку, словно перестала видеть в этом какой-либо смысл.

Была предрождественская неделя, и Тара говорила с ним из душа. Через открытую дверь Джереми видел бледный силуэт жены за занавеской, но не мог разобрать ее слов. Он сидел на кровати в трусах, приготовленный на вечер костюм лежал рядом. Это был тот же костюм, который он носил на похороны, и Джереми боялся снова его надеть.

На улице короткий зимний день уступал место вечеру. Рождественские гирлянды, развешанные по карнизам и вплетенные в кусты, еще не были включены. Соседи напротив уже зажгли свои: цветные огоньки выглядели светящимися леденцами, превращая их жилище в пряничный домик из сказки. Полная луна была величественна.